От всех этих мыслей Ребекке чуть не стало дурно. Между двумя событиями связи не существовало. Почему же тогда злой ночной дух пытается теперь убедить ее в наличии такой связи? Это ужасно. Ужасно!.. Она ненавидела все эти подозрения, не имевшие под собой никаких оснований… А охватившее ее беспокойство? Она ненавидела это беспокойство.
Ребекка твердо решила, что никакой любовной связи, вероятно, не было, и они оба – Дэвид и сэр Джордж Шерер – рассказали правду. Во всяком случае, как они ее запомнили после всей порожденной боем сумятицы. Никакой неловкости между Дэвидом и леди Шерер в тот вечер не возникло. Быть может, была некоторая обоюдная сдержанность. А сэр Джордж не испытывает ненависти ни к своей жене, ни тем более к Дэвиду. Наоборот, он благодарен Дэвиду за то, что тот спас ему жизнь. И потом – Шерер постоянно называл свою жену «моя любовь».
Так оно и есть. В этом вся правда. Не было никогда ни секретов, ни каких-то недомолвок.
Но подчинить себе разум не так легко, как желание. «Что же на самом деле случилось на Китспуре?» – недоумевала Ребекка, тщетно пытаясь вновь погрузиться в сон и забытье.
Была ли в конце концов какая-то трехсторонняя связь между Дэвидом, Джулианом и сэром Джорджем Шерером? Эта последняя посетившая ее мысль была самой фантастической из всех пришедших ей в голову и имела под собой меньше всего оснований. Но эта мысль больше всех пугала Ребекку по причинам, до которых она пока не могла докопаться.
На следующее утро Ребекка была не в духе. От недосыпания у нее болела голова, и она чувствовала себя настолько подавленной, что ей оказалось трудно с обычной для нее бодростью поприветствовать зашедшего к ней после завтрака Дэвида и заверить его, что она хорошо провела ночь и чувствует себя отлично.
Дэвид внимательно посмотрел на нее.
– Ты бледная, – сказал он.
– Да, это так, – согласилась она. – Я мало спала, Дэвид. В середине ночи я проснулась и больше не смогла уснуть.
– Тогда ты должна поспать сегодня утром, – сказал он. – Я предупрежу Луизу, чтобы она пришла к тебе не слишком рано.
Ребекка понимала, что говорить ему о том, с каким нетерпением она всегда ждет Луизу, – дело заведомо бесполезное. К тому же она не могла сказать Дэвиду, что сегодня особенно нуждается в разговоре с графиней, чтобы хоть как-то отвлечься. Ребекка знала, что, когда у Дэвида появляется такое, как сейчас, выражение лица, спорить с ним просто нельзя.
– Ладно, – произнесла она наконец. – Я постараюсь заснуть, Дэвид.
– Но ты уверена, что чувствуешь себя хорошо? – Он задумчиво посмотрел на жену.
Она кивнула и закрыла глаза.
– Я все еще чувствую себя немножко усталой. По твоему настоянию предаюсь лени.
«Глядя на него, – думала она, не открывая глаз, – невозможно поверить в то, что он способен на такие грехи. Невозможно поверить, что он был способен наградить Флору ребенком, а потом бездушно отказаться жениться на ней. Невозможно поверить и в то, что он мог вступить в любовную связь с женой другого мужчины».
Он всегда выглядел таким респектабельным.
Но, возможно, Дэвид и не был повинен в последнем грехе. У нее не было никаких доказательств, кроме подсознательного чувства, что она права.
На этом Ребекка заснула.
Она проснулась через некоторое время в пустой комнате, вся в поту, охваченная паникой. Ребекка продолжала лежать очень спокойно с закрытыми глазами, пока вновь не почувствовала боль и какое-то давление – и то, и другое было едва осязаемо. Может быть, они были лишь плодом воображения или фрагментами сновидения. Она опять полежала спокойно, боясь подвинуться даже для того, чтобы высвободить затекшую ногу. Она попыталась расслабиться и равномерно дышать. Попыталась заснуть.
Следующий приступ боли стал спадать, когда в комнату вошла Луиза – как всегда яркая и веселая, вооруженная вышивками, вязанием и темами для беседы.
Она бросила свои пожитки на соседнее кресло и поспешила к кровати.
– Что случилось, Ребекка?
– Позовите Дэвида. – Ребекка оперлась ладонями о матрац и попыталась сохранить логичность мышления. Ей это никак не удавалось. – Позовите Дэвида, – причитала она. – Позовите Дэвида.
Для уже изрядно потяжелевшей женщины Луиза двигалась проворно. Она исчезла одновременно с тем, как Ребекка шумно вобрала в легкие воздух, а ее расширившиеся глаза как бы заглянули в ад.
Дэвид вбежал в спальню не больше чем через одну-две минуты.
– Ребекка? – сказал он. – Случилось что-нибудь неприятное?
Когда он подошел к ее кровати, Ребекка не заметила ни бледности, покрывавшей его лицо, ни резкости его голоса. Она вцепилась в него, ужасно стеная, полностью потеряв над собой контроль.
– Держи меня.
Он опустился коленями на кровать и крепко обнял Ребекку.
– Я не хочу потерять ребенка! – кричала она, прижавшись к его манишке. – Я не хочу его потерять!
– У тебя боли?
– Да, – ответила она. – Мне кажется… Я не знаю… О, пожалуйста, держи меня… – Ее сознание затуманилось настолько, что она уже не стеснялась своих рыданий и потоков слез. Ребекка крепко прильнула к Дэвиду, словно пытаясь в поисках безопасности пробраться внутрь него.
Он опустил ее на постель, и Ребекка вновь приняла лежачее положение. Ее голова покоилась на руке Дэвида. Муж крепко обнимал Ребекку и плакал вместе с ней. Она улавливала это дальними уголками своего сознания.
Каким-то образом ему удалось пробраться к ней под простыню и натянуть на нее вплоть до ушей одеяло. Ребекка оказалась запеленутой, как в кокон, в теплоту и почувствовала, что истерика идет на спад. Рядом с ним она постепенно расслабилась.
– А теперь боли есть? – спросил ее Дэвид через несколько минут.
– Нет.
Он поглаживал ее спину вверх и вниз, совершая медленные круговые движения, чтобы она могла еще больше расслабиться под задаваемый им ритм. Ребекка начала понимать, что Дэвид лежит с ней полностью одетый в постели, – своей голой ногой она смогла почувствовать, что он даже не снял ботинки, – лежит, плотно прижимая ее к себе и через ночную сорочку массируя ей спину. Он делал сейчас именно то, о чем она мечтала все эти месяцы. И это было даже чудеснее, чем она представляла себе.
«Он утихомирил мои боли, – подумала она. – Как только он пришел, они прекратились». С некоторым удивлением она вспомнила, что Дэвид плакал вместе с ней. Видимо, ему, решила она, их ребенок так же дорог, как и ей. И конечно же, она значит для него все же больше, чем деловой партнер и почти друг. Он мог бы просто послать за врачом и держать ее за руку, пока тот не придет. Он мог попросить Луизу вернуться к ней в спальню. А вместо этого он лег с ней в постель – в одежде и даже в обуви – и обнимал ее, потому что она попросила его об этом.
