Дорога к храму растянулась в сознании Кирилла на целую
вечность. Ноги подкашивались, голова нестерпимо болела, злобные яростные голоса
визжали в уши: «Вернись! Вернись! Не смей туда идти!» Но он, не обращая на них
внимания, упорно брел вперед, спотыкаясь на каждом шагу. Настя с испугом
поглядывала на серое, покрытое мелкими каплями пота лицо своего спутника, но
ничего не говорила, видимо, чувствовала его душевное состояние. У церковных
дверей он едва не повернул обратно и лишь огромным усилием воли заставил себя
войти внутрь. Окруженный молящимися людьми, Кирилл стоял как в тумане, ноги
нестерпимо болели, хотелось упасть, но он держался. Лишь после исповеди стало
значительно легче. Вопреки ожиданиям старый священник не ругал, не осуждал, не
ужасался совершенным злодействам, а под конец сказал:
– Господь милостив, если ты каешься искренне, он простит.
Бог желает не гибели грешника, а его спасения. Иди с миром, сын мой!
После этого Кирилл зачастил в церковь, не пропускал ни одной
службы. С каждым разом идти туда было легче, после службы появлялось ощущение
душевной легкости, чистоты. Леха с Федей относились скептически к неожиданной
набожности старшего товарища, однако, зная его тяжелую руку, благоразумно
помалкивали. Остальное время Кирилл проводил с Настей, ходил на речку, в лес за
грибами. Девочка была явно неравнодушна к красивому, мускулистому парню, но он
не пытался этим воспользоваться. Обращался бережно, как с ребенком. И это
Кирилл, отъявленный бабник, переменивший за свою бурную жизнь столько женщин,
что хватило бы на целый батальон! На Насте же он собирался жениться, правда,
еще не осознавая этого. Решение помимо воли зрело где-то в глубине подсознания,
проявляясь пока в нежной заботливости к этому доверчивому полуребенку.
Он не знал, чем займется в дальнейшем, денег пока хватало, а
там... Там видно будет! Одно лишь Кирилл решил для себя твердо – в банду он
больше не вернется!
Леха с Федей, не теряя даром времени, тоже обзавелись
подругами, незамужними молодками. Каждый из трех друзей чувствовал себя на свой
лад прекрасно. В ту ночь, когда пацаны из Северной бригады охотились за бывшим
шефом, Кирилл с Лехой решили съездить в Н-ск, чтобы забрать некоторые
необходимые вещи. «Если Мирон и выставил засаду около дома, – мысленно
рассуждал Кирилл, – то теперь наверняка снял. Времени прошло достаточно, к
тому же, воюя на два фронта, он не может распылять людей».
Машина долго тряслась по ухабистому проселку. Благодаря
яркой луне видимость была хорошая. Они приближались к повороту на Никитинское
шоссе, как вдруг сидевший за рулем Леха резко затормозил.
– Гляди, человек! – удивленно сказал он, указывая рукой
на обочину. – Надо посмотреть, живой или нет!
– Действительно, – согласился Кирилл. – Давай
глянем. Если жив – добросим до ближайшего населенного пункта, иначе волки
сожрут. Их тут тьма-тьмущая.
Когда они перевернули на спину неподвижное тело, то на миг
остолбенели. Перед ними был Мирон: грязный, окровавленный, полуживой.
– Доигрался хрен на скрипке, – злорадно процедил
Леха. – Пристрелим, а?!
– Нет, – резко возразил Кирилл. – Грузи в машину,
да осторожнее, видишь, он ранен!
Мирон пришел в себя только в середине дня, с удивлением
обнаружив, что лежит в свежей постели, а раны его тщательно промыты и
перевязаны. Он находился в чисто убранной маленькой комнатке с видавшей виды
мебелью. Сквозь раскрытое окно падали лучи солнца и струился свежий деревенский
воздух. На подоконник со двора запрыгнул белый пушистый котенок, с любопытством
поглядел на Мирона и принялся тереть лапками мордочку. Мирон попытался
подняться, но обнаружил, что прикован наручниками к кровати.
«Попался, – затравленно подумал он, – сейчас будут
на куски резать, а подлечили специально, чтоб дольше мучился!»
В комнату вошел Кирилл. Остановившись у порога, он долго,
пристально рассматривал своего бывшего друга.
– Чего уставился? – не выдержал наконец Мирон. –
Давай, пытай, я в твоей власти!
– Дурак, – спокойно ответил Кирилл и неожиданно
спросил: – Есть хочешь?
– А? – удивленно вытаращился Мирон, подумав, будто
ослышался.
– Жрать, спрашиваю, будешь?!
– Издеваешься?! – оскалился Мирон. – Хочешь, чтобы
я расслабился, раскис!
– Придурок ты, – устало отозвался Кирилл. –
Кровожадный псих! Измеряешь всех по своей мерке. Одно слово – бешеная собака!
Мирон в ярости кусал губы.
– Мы знаем, что случилось, – продолжал Кирилл. –
Федя позвонил братве! Доигрался! Уже свои за тобой охотятся. Ладно, сейчас
поедем. Не бойся, убивать не будем, но повязочку на глаза наденем. Ни к чему
тебе знать дорогу в это место. И наручники тоже, а то начнешь в машине
глупостями заниматься! Леха, Федя, сюда!
Оба пацана, в отличие от Кирилла, были настроены не столь
дружелюбно. В глазах Лехи сквозила нескрываемая ненависть, а Федя не снимал
пальца со спускового крючка. Было видно, что лишь присутствие Кирилла
удерживает их от искушения разделаться с бывшим шефом. Мирону сковали руки за
спиной, надели на глаза черную повязку и вывели во двор, где быстро запихали в
машину. Он даже не пытался сопротивляться. Душой овладела странная апатия. В
голове не было ни одной мысли, только тоскливая пустота. Машина долго ковыляла
по проселкам, ребята молчали, беспрерывно куря сигареты одну за другой. Наконец
выехали на Никитинское шоссе и увеличили скорость. Повязку с глаз сняли, но
наручники оставили.
«Везут в город отдавать на растерзание, – отрешенно
думал Мирон. – Им за это награда будет! Интересно, кому сдадут: Маршалу,
Матерому или своим, а может, всем вместе?
Не доезжая двух километров до Кольцевой дороги, Леха снял
наручники. Кирилл заглушил мотор и сунул Мирону в нагрудный карман пачку денег.
– Домой не показывайся, – тихо предупредил он. –
На автобусе доберешься до вокзала. Там садись на поезд и уезжай подальше
отсюда. Об одном прошу: постарайся снова стать человеком! Вылезай!
– Что? а? что? – забормотал бывший главарь, полностью
выбитый из колеи неожиданным поворотом событий.
– Выматывайся, живо! – резко крикнул Леха и, открыв
заднюю дверцу, грубо вытолкал его наружу.
Развернувшись, машина понеслась в обратном от города
направлении. Мирон остался на дороге один.
– Кирюша, кто был тот человек? – спросила вечером
Настя. Они сидели на крыльце, любуясь закатом. Кирилл долго молчал, задумчиво
глядя вдаль.
– Мой бывший друг, – наконец глухо ответил он. –
Бывший человек. Когда-то давно он носил имя Мирон. Теперь не знаю, как его
называть...
– Что вы с ним сделали?
