Толпа канских горожан, некоторые вооруженные дубинами, ждала за сторожевой башней нового боя, если атакующие когда-нибудь преодолеют баррикаду. Английское войско охватило какое-то безумие — все ринулись на слишком хорошо защищенный мост. Люди с криками бежали навстречу смерти, а за ними мчались все новые и новые. Граф Уорвикский ревел им, чтобы отступили. Его никто не слышал. Потом с берега донесся оглушительный вызывающий крик. Томас сошел с паперти, чтобы посмотреть, и увидел, как несколько человек пытаются перейти реку Одон вброд. И им это удалось. Лето было засушливое, вода в самом глубоком месте доходила лишь до груди. Уже десятки англичан пустились в реку. Уклонившись от двух графских констеблей, Томас перепрыгнул через остатки ограждения и соскользнул на сплошь утыканный арбалетными стрелами берег. Сюда стекали городские нечистоты, и воняло дерьмом. В реку зашла дюжина валлийских хобеларов, и Томас присоединился к ним, держа лук над головой, чтобы не замочить тетиву. Арбалетчикам на барже пришлось показаться из-за планшира и стоя стрелять в идущих через реку. Они сразу превратились в легкие мишени для лучников, оставшихся на берегу.
Течение было сильным, и Томас передвигался мелкими шагами. Повсюду в воду с плеском входили арбалетные стрелы. Какому-то вояке стрела попала в горло, и он утонул под весом собственной кольчуги, оставив на поверхности окровавленной воды лишь небольшую воронку. Планширы барж были утыканы стрелами с белым оперением. Один француз свесился через борт, и его тело дергалось каждый раз, когда в него попадала стрела. Из шпигата текла кровь.
— Бей гадов, бей гадов, — бормотал кто-то рядом с Томасом.
Он увидел, что это один из констеблей графа Уорвикского, поняв, что не может остановить атаку, решил присоединиться к ней. У констебля был изогнутый фальшион — полумеч, полутопор мясника.
Ветер разогнал дым от горящих домов, отнеся его к реке и наполнив воздух горящими клочками разлетающейся соломы. Некоторые из этих клочков попали на свернутые паруса, и два корабля вовсю запылали. Их защитники перебрались на берег. Остальные вражеские стрелки отступили, увидев, как измазанные грязью английские и валлийские солдаты взбираются на берег между стоящими на мели баржами. Воздух наполнился свистом летевших над головой стрел. Отчаянно звонили городские колокола. Какой-то француз со сторожевой башни над мостом призывал защитников распределиться по берегу и нападать на валлийцев и англичан, вязнущих и скользивших в речной грязи.
Томас продолжал брести через реку. Вода поднялась по грудь, потом стала опускаться. Он боролся с вязкой грязью на дне и не обращал внимания на арбалетные стрелы, повсюду входившие в воду. Какой-то арбалетчик привстал над планширом баржи и прицелился прямо Томасу в грудь, но в него самого попали две стрелы, и он упал навзничь. Томас выбрался из воды. Вот он уже оказался на берегу и, скользя по грязи, бросился в укрытие нависавшей корабельной кормы. Томас видел, что на баррикаде все еще идет бой, но также заметил, что всю реку заполнили английские стрелки и хобелары. Мокрые, перепачканные кровью и грязью, они начали карабкаться на баржи. У оставшихся защитников не было другого оружия, кроме арбалетов, в то время как большинство лучников имели мечи и топоры. Бой на стоящих на мели кораблях стал стремительным и коротким побоищем, после чего неорганизованная, неуправляемая толпа хлынула с залитых кровью палуб на берег и вглубь острова.
Перед Томасом бежал один из латников графа Уорвикского. Латник взобрался по крутому берегу, заросшему травой, и тут же получил в лицо арбалетную стрелу. Он дернулся назад, и из-под шлема у него брызнула кровь. Стрела попала точно в переносицу, он умер мгновенно, с застывшим обиженным выражением на лице. Его фальшион упал в грязь к ногам Томаса. Повесив лук за плечи, Томас подобрал новое оружие, которое удивило его своим весом. В нем не было никакой сложности — просто орудие убийства, предназначенное наносить глубокие раны за счет своего веса и широкого лезвия. Хорошее оружие для рукопашного боя. Уилл Скит однажды рассказывал Томасу, что видел, как одним ударом фальшиона отрубили голову лошади. Сам вид этого оружия вызывал дрожь в кишках.
Валлийские хобелары на барже добивали защитников; закончив трудиться, они издали странный крик на своем непонятном языке и стали спрыгивать на берег. Томас последовал за ними. Он оказался в разрозненном строю нападающих и вместе с ними побежал к ряду высоких богатых домов, защищаемых отступившими с барж арбалетчиками и канскими горожанами. Арбалетчики успели выстрелить, но они нервничали, и большинство стрел прошли мимо цели. Атакующие набросились на них, как свора собак на загнанных зверей.
Томас орудовал двуручным фальшионом. Арбалетчик попытался защититься своим оружием, но тяжелый клинок расколол дерево, как слоновую кость, и вошел в шею француза, как нож в масло. Фонтан крови брызнул через голову Томаса. Он вырвал клинок и пнул арбалетчика ногой в пах, какой-то валлиец ткнул копьем французу в ребра. Томас споткнулся о чье-то тело, но сохранил равновесие и издал английский боевой клич:
— Святой Георгий!
Он снова взмахнул клинком и прорубил предплечье французу, вооруженному дубиной. Тот был так близко, что ощущался запах его дыхания и вонь его одежды. Другой француз размахивал мечом, а третий колотил валлийца окованной железом булавой. Это больше походило на пьяную драку в таверне, на уголовную потасовку. Томас кричал, как дьявол. К черту их всех! Он был залит кровью и пробивался, прорывался и прорубался по улице. Воздух казался неестественно густым, сырым и теплым. Пахло кровью. Окованная железом дубина прошла в дюйме от его головы и врезалась в стену. Томас взмахнул фальшионом и вспорол французу пах. Француз взвыл, а Томас ногой вбил клинок поглубже.
— Ублюдок! — крикнул он, напирая на клинок. — Ублюдок!
Один валлиец проткнул врага копьем, двое других перескочили через упавшее тело; их длинные волосы и бороды были измазаны в крови. Хобелары своими копьями с красными от крови наконечниками стали колоть следующий ряд защитников.
В переулке бились двадцать, а то и больше врагов, а рядом с Томасом не было и дюжины товарищей. Но французы действовали нерешительно, а нападающие были уверены в себе и набросились на них с копьями, мечами и фальшионами, рубя и коля, колотя и проклиная, круша и убивая в азарте буйной злобы. С реки прибывали все новые и новые англичане и валлийцы. Их крики были погребальным плачем, кровожадным воем и насмешливым ревом над врагом. Это были псы войны, вырвавшиеся из своего логова, взявшие город, который, по расчетам их предводителей, должен был задержать наступление на месяц.
Строй защитников в переулке был сломан. Враги побежали. Томас рубанул кого-то сзади и с хрустом вырвал клинок.
Хобелары вышибли дверь одного из домов, объявив его своей собственностью. Вслед за Томасом в переулок хлынул поток стрелков в бело-зеленых цветах принца Уэльского. Они достигли большого ухоженного сада с цветами и грушами. Томаса поразило несоответствие этого прекрасного места затянутому дымом небу и вою битвы. В саду был бордюр из фиалок, желтофиоли и пионов и под увитыми виноградной лозой решетками виднелись беседки. На мгновение этот сад показался Томасу райским уголком, но стрелки тут же растоптали цветы, сорвали лозу и сломали решетку.
