— Идите пешком, — сказал он епископу, — и лишь с одним конроем.
Епископ с торжествующим воплем неуклюже соскользнул с коня.
— Баррат! — крикнул он одному из своих латников. — Приведи своих людей! Давай!
Подняв свою зловещую окованную палицу с острыми шипами, епископ побежал по склону, крича французам, что пришла их смерть.
Герольд пересчитал рыцарей в конрое, бросившемся вслед за епископом.
— Могут ли два десятка иметь значение? — спросил он короля.
— Для моего сына — нет, — ответил тот в надежде, что сын еще жив, — но они имеют значение для епископа. Боюсь, я приобрел бы врага в лице Церкви, если бы не дал выход его страсти.
Он смотрел, как епископ растолкал задние ряды англичан и с диким ревом ринулся в сечу. По-прежнему не было видно ни черных доспехов принца, ни его штандарта.
Герольд отъехал от короля, а тот перекрестился и вынул меч с рубинами, убеждаясь, что дождь накануне не вызвал ржавчины в металлическом горле ножен. Оружие вышло достаточно легко. Эдуард подумал, что оно еще может понадобиться, но пока лишь положил руки в кольчужных перчатках на луку седла и стал смотреть на битву. Он решил, что даст сыну выиграть ее. А иначе потеряет сына.
Герольд украдкой взглянул на своего короля и увидел, что глаза Эдуарда Английского закрыты. Король молился.
* * *
Сражение растянулось по холму. Теперь все части английского строя сошлись с противником, хотя во многих местах столкновение было вялым. Стрелы внесли свой вклад, но больше их не осталось, и французские всадники могли атаковать пеших латников. Некоторые французы пытались прорвать строй, но большинство удовлетворялись тем, что выкрикивали оскорбления в надежде выманить горстку пеших англичан из-за стены щитов. Однако англичане соблюдали дисциплину и отвечали на оскорбления оскорблениями, приглашая французов подойти и погибнуть от их мечей. Только там, где развевалось знамя принца Уэльского, бой кипел и на сотню шагов с обеих сторон оба войска перемешались и перепутались. Французы сломали английский строй, но не прорвались сквозь него. Задние ряды все еще обороняли холм, а солдаты передних рядов рассеялись среди врагов и сражались в окружении всадников. Графы Нортгемптонский и Уорвикский пытались восстановить порядок, но сам принц Уэльский сломал построение своим нетерпением перенести бой на противника, и его телохранители спустились по склону к ямам, где валялось множество коней с переломанными ногами. Там-то Ги Вексий и сразил копьем знаменосца принца, а кони его конроя растоптали железными подковами огромный флаг с лилиями, леопардами и золотой бахромой.
Томас находился в двадцати ярдах оттуда, забившись под окровавленное брюхо мертвой лошади и вздрагивая каждый раз, когда рядом ступал другой конь. Шум оглушил его, но сквозь крики и удары послышались английские голоса, и, подняв голову, Томас увидел Уилла Скита, отца Хобба, горстку стрелков и двух латников, отбивающихся от французских всадников. Ему хотелось остаться в своем пропахшем кровью убежище, но он заставил себя выбраться и подбежать к Скиту. По его шлему скользнул французский меч, и Томас отскочил от конского крупа и нырнул в маленькую группу.
— Еще жив, парень? — спросил Скит.
— Божьей милостью! — воскликнул Томас.
— Он нами не интересуется. Давай, скотина! Иди сюда! — позвал Скит француза, но тот предпочел направить уцелевшее копье к сече, разгоревшейся вокруг упавшего штандарта. — Они все прибывают, — с удивлением проговорил Уилл. — Этим чертовым ублюдкам нет конца!
Один лучник в бело-зеленом камзоле, без шлема и с глубокой кровоточащей раной в плече метнулся в сторону отряда Скита. Какой-то француз увидел его и, повернув коня, мимоходом зарубил боевым топором.
— Скотина! — выругался Сэм и, прежде чем Скит успел остановить его, бросился вперед и вскочил на круп французского коня.
Он обхватил всадника за шею и просто повалился назад, увлекая рыцаря из седла за собой. Два вражеских латника попытались вмешаться, но им заслонил путь конь жертвы.
— Прикроем его! — крикнул Скит и повел свой отряд на подмогу Сэму, который колотил кулаками по доспехам француза.
Оттащив Сэма, Скит воткнул меч в грудь француза.
— Ублюдок! Никто не имеет права убивать лучников. Ублюдок! — яростно орал он, потом повернул клинок, вогнал его поглубже в тело и выдернул.
Сэм с ухмылкой поднял боевой топор убитого.
— Подходящее оружие, — сказал он и, обратясь к двоим рыцарям, скакавшим на подмогу французу, с воплем «Ублюдки! Ублюдки!» рубанул ближайшего коня.
Скит и один из латников рубились мечами возле другой лошади. Томас попытался прикрыть их щитом и ударил мечом француза, но клинок отскочил от доспехов, а потом два окровавленных коня унеслись прочь.
— Держаться вместе! — крикнул Скит. — Держаться вместе! Прикрой нам тыл, Том.
Томас не отозвался.
— Том! — снова крикнул Скит.
Но Томас увидел копье. На поле боя были тысячи копий, большинство раскрашенные спиральными полосами, а это было все черное, покоробившееся и ветхое. Это было копье святого Георгия, в годы его детства висевшее в паутине нефа. Теперь копье использовали как древко штандарта, и на серебряном наконечнике развевалось кроваво-красное полотнище, а на нем красовался серебряный йейл. Сердце у Томаса екнуло. Копье здесь! Все тайны, которых он так хотел избежать, поджидали его на поле боя. Вексий были здесь. И вероятно, убийца его отца тоже.
— Том! — снова крикнул Скит.
Томас указал на флаг.
— Я должен убить его владельца!
— Не будь дураком, Том, — прокричал Скит и замахнулся мечом на примчавшегося по склону всадника.
Тот попытался отвернуть от отряда пеших англичан, но отец Хобб, единственный еще сохранивший лук, швырнул свое оружие под ноги коню. Жеребец запутался в тетиве и, сломав цевье, рухнул на землю, а Сэм всадил топор в спину закричавшему всаднику.
— Вексий! — что есть мочи крикнул Томас. — Вексий!
— Совсем потерял свою чертову голову, — сказал Скит отцу Хоббу.
— Нет, — возразил священник, — он знает, что делает.
Теперь отец Хобб остался без оружия, но, когда Сэм своим новым топором закончил кромсать француза, священник взял у убитого его фальшион и одобрительно взвесил на руке.
— Вексий! Вексий! — вопил Томас.
Один из рыцарей близ штандарта с йейлом услышал его крик и повернул шлем со свиным рылом. Томасу показалось, что француз смотрел на него через прорези долгое время, хотя на самом деле это не могло занять больше одного-двух мгновений, потому что на него нападали пешие англичане. Рыцарь искусно отбивался, его конь исполнял боевой танец, не давая подрезать сухожилия. Всадник отбил меч одного английского латника и левой шпорой полоснул по лицу другого, а потом повернул своего ретивого коня и ударом меча убил первого. Второй латник отступил, а свинорылый рыцарь развернулся и поскакал прямо на Томаса.
