— Не смотреть в ту сторону! — крикнул Томас тем людям Робби, которые слышали эти слова, а сам, лениво потягиваясь, словно нехотя повернулся и устремил взгляд за речушку.
Сперва он увидел только двух крестьян, которые несли через брод связки кольев, и подумал было, что Женевьева их и заметила, но, посмотрев на другой берег, разглядел трех спрятавшихся за деревьями всадников. Очевидно, они считали себя надежно укрытыми, но в Бретани Томас научился замечать опасность в чащах и зарослях.
— Это их разведка, — сказал он шотландцу. — Теперь ждать недолго, а?
Томас натянул лук.
Робби вгляделся повнимательней.
— Один из них, кажется, священник, — сказал он без особой уверенности.
— Просто на нем черный плащ, — предположил Томас, вглядевшись в том же направлении.
Трое всадников повернули и скоро скрылись за деревьями.
— А что, если это граф Бера? — спросил Робби.
— Допустим, это так. Ну и что?
Чувствовалось, что Томаса такая возможность не воодушевила. Очень уж ему хотелось схватиться с кузеном.
— Вот будет выкуп так выкуп!
— Это точно.
— Так ты не будешь против, если я останусь, пока он не будет выплачен?
Этот вопрос неприятно поразил Томаса. Он уже привык к мысли, что Робби уйдет из отряда и не будет больше баламутить людей своей ревностью.
— Ты хочешь остаться?
— Чтобы получить мою долю выкупа, — вскинулся Робби. — А что в этом такого?
— Нет-нет, — поспешил успокоить друга Томас. — Ты получишь свою долю, как же иначе.
Он подумал, что, пожалуй, уж лучше выплатить Робби его долю вперед из своего кармана и таким образом ускорить продвижение шотландца по его покаянной стезе, но сейчас было не время делать это предложение.
— Смотри не бросайся в бой слишком рано! — снова остерег он молодого человека. — Ну, с Богом, Робби!
— Нам давно пора как следует подраться, — сказал Робби, воспрянув духом. — Не давай своим лучникам убивать богатых всадников. Оставь нескольких и для нас.
Усмехнувшись, Томас спустился с кургана, нацепил тетиву на лук Женевьевы и направился с ней туда, где скрывался со своими людьми сэр Гийом.
— Ждать уже недолго, ребята, — сказал он, взобравшись на телегу, чтобы выглянуть через забор на дорогу.
Его лучники, затаившиеся за живой изгородью, уже наложили на луки первые стрелы с широкими наконечниками.
Томас присоединился к ним и принялся ждать. Ожидание затягивалось. Время, казалось, замедлилось, оно еле ползло, чуть ли не замерло на месте. Ожидание показалось Томасу столь долгим, что у него появилось опасение: а что, если враги догадались о засаде и двинулись в обход, чтобы ударить с тыла или с фланга. Кроме того, могло статься, что из городка Массюб, находившегося не так далеко, послали людей выяснить, с чего это в деревне разожгли сигнальный костер.
Сэр Гийом разделял его беспокойство.
— Ну где же они, черт возьми? — спросил он, когда Томас вернулся во двор и снова взобрался на повозку, чтобы посмотреть, что делается за рекой.
— Кто их знает.
Томас всматривался в даль, но не видел в каштановой роще ничего, что бы могло его насторожить. Листья уже начали желтеть. Две свиньи рылись среди стволов.
На сэре Гийоме был хоберк — длинная, до лодыжек, кольчуга, покрытый вмятинами от ударов нагрудник, подвязанный веревкой, и только один наруч на правой руке. Голову его защищал обыкновенный салад, что-то вроде железной шляпы с широкими, наклонными полями, отводившими нанесенный сверху удар. Это была простая, дешевая разновидность шлема, защищавшая не так надежно, как более сложные и дорогие. Конники Томаса в большинстве были одеты в такие же доспехи, состоящие из разрозненных частей, случайно собранных на полях сражений. Полного комплекта стальных лат не было ни у кого, кольчуги зачастую были продырявленные и зачиненные вместо железных колец кожаными заплатами, и далеко не каждый мог похвастаться щитом. Щит сэра Гийома был сделан из ивовых планок, покрытых кожей; нарисованный на нем герб с тремя желтыми ястребами на голубом поле выцвел почти до неузнаваемости. Еще один щит с эмблемой в виде черного топора на белом фоне был только у одного воина, но он знать не знал, кому принадлежит этот символ. Ратник снял этот щит с мертвого врага в стычке под Агийоном, одним из главных опорных пунктов англичан в Гаскони.
— Наверняка щит английский, — рассудил боец.
Он был бургундским наемником, сражался против англичан и остался не у дел, когда после падения Кале было заключено перемирие. Он был очень рад, что пристроился на одной стороне с тисовыми луками.
— Не знаешь, чей это герб? — спросил наемник.
— Никогда не видел, — ответил Томас. — Откуда у тебя этот щит?
— Засадил его прежнему хозяину меч в хребтину. Под спинную пластину. У него отлетела пряжка, и спинная пластина болталась, как подбитое крыло. Грех было не воспользоваться. Господи, как же он заорал!
Сэр Гийом издал смешок. Он вытащил из-под нагрудника полкаравая темного хлеба, отломил кусок, надкусил и выругался, выплюнув осколок гранита, отломившийся, должно быть, от жернова, когда мололи зерно. Потом он потрогал языком сломанный зуб и выругался еще раз.
Томас посмотрел взглянул на небо и увидел, что солнце стоит уже низко.
— Сегодня нам придется возвращаться домой поздно, — проворчал он. — Засветло не успеть.
— Найдем реку и пойдем вдоль берега, — сказал сэр Гийом, морщась от боли. — Иисус, — пробормотал он. — Проклятый зуб!
— Зубчик чеснока! — посоветовал бургундец. — Положи на зуб дольку чеснока, боль и уймется.
Внезапно свиньи, что паслись в каштановой роще, задрали рыла, принюхались, а потом быстро потрусили на юг. Их что-то спугнуло. Томас предостерегающе поднял руку, чтобы громкие голоса не насторожили приближающихся всадников, и тотчас же поймал за рекой мелькнувший среди деревьев солнечный блик. Он понял, что солнечный луч отразился от вражеских доспехов.
— А вот и гости явились, — сообщил Томас, соскочил с телеги и бегом вернулся к дожидающимся за живой изгородью лучникам. — Просыпайтесь, ребята. Овечки идут на бойню.
Он занял место позади изгороди; рядом, держа лук наготове, встала Женевьева. Томас не верил, что она в кого-нибудь попадет, но улыбнулся ей.
— Смотри не высовывайся и не стреляй, пока они не доедут до межи, — напомнил он девушке, а сам осторожно выглянул поверх живой изгороди.
Вот они! Едва враги показались, Томас понял, что ненавистного кузена среди них нет. На развернутом стяге, с которым выехал знаменосец, был изображен не йал, а оранжевый леопард Бера.
— Не высовываться! — предупредил Томас своих людей, пытаясь сосчитать врагов.
