Двадцать? Двадцать пять? Не много, и только у первой дюжины были копья. На каждом щите красовался оранжевый леопард на белом поле, что подтверждало принадлежность отряда к силам графа Вера. Лишь у одного всадника, ехавшего верхом на огромном, покрытом кольчужной попоной вороном скакуне, желтый щит был с незнакомой Томасу эмблемой в виде красного кулака в кольчужной перчатке. Этот боец был закован в стальные латы, шлем его венчал пышный желто-красный плюмаж. Всего Томас насчитал тридцать одного всадника. Предстояла не схватка, а избиение.
И тут, странное дело, его охватило ощущение нереальности происходящего. Он ожидал, что будет испытывать возбуждение, слегка разбавленное страхом, но вместо этого следил за всадниками так, будто они не имели к нему никакого отношения. Томас заметил, что наступающие не держат строй. Хотя они выехали из рощи ровной шеренгой, стремя в стремя, но она быстро рассыпалась. Копья были в вертикальном положении: опустить их воины собирались, лишь когда окажутся в непосредственной близости от врага. На одном копье трепыхался черный флажок. Хлопали конские попоны, позвякивали на скаку кольчуги и латы. Из-под копыт летели большие комья земли, забрало одного бойца болталось вверх-вниз, в такт аллюру его коня. Затем всадники сбились теснее, чтобы кучно пересечь узкий брод, вода из-под копыт взлетела брызгами, обдавая колени всадников.
Когда первые кони добрались до берега, люди Робби скрылись, и всадники, решив, что начинается азартная погоня за бегущим в панике врагом, пришпорили лошадей. Боевые скакуны с громким топотом устремились вперед по дороге, отряд растянулся в колонну, и, когда ее голова достигла межевого камня, Томас услышал скрип и грохот колес. Это люди сэра Гийома выкатили повозку, перегородив дорогу.
Непроизвольно, повинуясь инстинкту, Томас взял вместо стрелы с широким наконечником другую, предназначенную для пробивания брони. Конь всадника с желто-красным щитом был надежно прикрыт кольчужной, нашитой на толстую кожаную подкладку попоной, и было ясно, что простая стрела эту защиту не возьмет. Англичанин оттянул тетиву к уху, и оперенная стрела вонзилась в грудь вороному. Томас, не мешкая, выпустил вторую, за ней третью, отстраненно дивясь тому, как невелик урон, нанесенный врагу тучей стрел. Ни одна лошадь не упала, ни один всадник даже не замедлил хода, хотя из толстых защитных попон торчали оперенные древки. Он снова натянул лук, выпустил стрелу, почувствовал, как тетива щелкнула по наручу, прикрывающему его левое запястье, выхватил новую стрелу, и только тут две передние лошади под лязг металла с глухим стуком рухнули на землю. Выпущенная Томасом стрела-пробойник пронзила кольчужную попону огромного вороного скакуна. Животное вскинулось и замотало головой, изо рта пошла кровавая пена. Томас послал следующую стрелу во всадника и увидел, что она глухо ударилась о щит, отбросив всадника назад, к высокой задней луке седла.
Две лошади бились в агонии на земле, вынуждая остальных всадников огибать это препятствие, в то время как их продолжали осыпать стрелами. Дрогнуло поднятое копье и, выпав из руки воина, пронзенного в грудь сразу тремя стрелами, покатилось по земле. Его конь испуганно прянул в сторону и понесся перед нападающей шеренгой, атака сбилась.
Том выстрелил снова, использовав стрелу с широким наконечником, чтобы поразить лошадь в тылу вражеского отряда. Взвилась стрела из лука Женевьевы, девушка усмехнулась. Сэм выругался: у него лопнула тетива, и он отступил на шаг, чтобы нацепить на лук новую. Рослый вороной конь, уже раненный, сбился на шаг, и Томас поразил его в бок второй стрелой, на сей раз с узким наконечником. Она вонзилась под левым коленом всадника.
— По коням! — выкрикнул сэр Гийом.
Томас понял: нормандец прикинул, что до его засады враг не доскачет, и решил сам броситься ему навстречу.
Где же Робби? В рядах нападавших некоторые начали поворачивать назад к реке. Томас выпустил вдогонку малодушным четыре быстрые стрелы с широкими наконечниками, а пятую, пробойник, нацелил во всадника на вороном коне. Стрела отскочила от великолепного стального нагрудника, но боевой скакун споткнулся и припал на передние колени. Знаменосец, державший стяг Бера, бросился на помощь рыцарю, но Томас всадил ему стрелу в шею. Почти одновременно в него угодили еще две стрелы. Он выронил знамя, опрокинулся навзничь, но ноги его застряли в стременах, и тело, из которого торчали три оперенных древка, так и осталось в седле. Люди сэра Гийома вскакивали в седла, обнажали мечи, выстраивались колено к колену, и в этот момент с севера появился отряд Робби. Атака была произведена как раз вовремя, когда противник находился в смятении, и у шотландца хватило ума зайти со стороны реки, отрезав тем самым врагу путь к отступлению.
— Опустить луки! — приказал Томас. — Не стрелять!
Он не хотел, чтобы стрелы задели кого-нибудь из людей Робби. Пора было добывать врага в рукопашной.
Люди Робби врезались во всадников Бера со страшной силой. В отличие от противников они шли в атаку как положено, колено к колену. Сила столкновения была такова, что три вражеские лошади оказались сбитыми наземь. Ратники, выбрав себе противников, схватились за мечи, а Робби, горяча коня, ринулся на вражеского предводителя в великолепных доспехах.
— Дуглас! Дуглас! — кричал Робби.
Жослен пытался удержаться в седле смертельно раненного, подогнувшего колени, но еще не рухнувшего коня, когда позади него раздался этот клич. Он развернулся и яростно рубанул мечом, но Робби принял этот удар на щит и продолжал наседать, пока не ухитрился двинуть своим тяжелым щитом, украшенным алым сердцем Дугласов, по вражескому шлему. Жослен по турнирной привычке не пристегивал шлем ремешком, там это было выгодно, потому что в конце поединка позволяло легко снять прочный стальной горшок, чтобы, улучшив обзор, эффектным ударом завершить бой с полуоглушенным соперником. Теперь эта привычка обернулась против него: незакрепленный шлем перевернулся задом наперед, крестообразные прорези для глаз переместились на затылок, и рыцарь внезапно оказался в темноте. Он наугад размахивал мечом в воздухе, пока не почувствовал, что конь под ним падает. И тут на его шлем снова обрушился удар, на сей раз Робби нанес его мечом. Стальной звон оглушил ослепленного Жослена, а Робби продолжал наносить ему удар за ударом.
Многие из уцелевших ратников бросали мечи и торопливо протягивали перчатки противникам в знак того, что сдаются. Лучники, выскочившие из укрытия, стаскивали их с седел, а всадники сэра Гийома с грохотом пронеслись мимо, преследуя горстку врагов, галопом мчавшихся к броду, чтобы спастись от преследователей. Сэр Гийом догнал всадника и одним взмахом меча сбил с его головы шлем, а скакавший за нормандцем ратник вслед за шлемом срубил и голову. Она, подпрыгивая, покатилась в реку, а обезглавленное тело еще продолжало скакать.
— Я сдаюсь! Сдаюсь! — орал наполовину оглушенный Жослен, не скрывая ужаса. — За меня дадут выкуп!
Это волшебное слово спасало на полях сражений многих знатных людей, и Жослен выкрикнул его несколько раз, громко и отчетливо.
— Выкуп! Выкуп!
Его правая нога была придавлена конем, он по-прежнему ничего не видел из-за сбившегося набок шлема, а если что-то и слышал, то лишь удары, крики и вопли своих товарищей, которых добивали лучники. А потом в глаза ему резко ударил свет: с него стащили шлем, и над ним склонился человек с мечом.
