Пролог
В квартире Эркюля Пуаро все было очень современно.
Дверные и оконные ручки и шпингалеты сверкали хромом, а
кресла, хотя и отменно мягкие, отличались строгостью форм.
В одном из этих кресел чинно восседал — аккуратно
расположившись точно в центре — Эркюль Пуаро. Напротив него, в другом кресле,
сидел профессор Бертон из колледжа Всех скорбящих Оксфордского университета
[1]
, с наслаждением потягивая «Шато Мутон-Ротшильд» из запасов
Пуаро. Кому-кому, а профессору Бертону аккуратность была совершенно
несвойственна. Пухлый, с румяной добродушной физиономией под копной седых
волос, он то и дело басовито похохатывал и имел обыкновение посыпать все вокруг
пеплом: никакие пепельницы, которые ему старательно подсовывал Пуаро, не
помогали.
— Скажите на милость, — приставал он к
Пуаро, — почему Геракл?
— Вы имеете в виду имя, данное мне при крещении?
— Ну, для крестного имени оно, пожалуй, чересчур
языческое, — последовал ответ, — но я не о том. С чего вдруг такая
экзотика? Отцовская фантазия? Материнский каприз? Семейная традиция? Ведь если
я не ошибаюсь — память у меня не та, что прежде, — у вас был еще брат по
имени Ахилл?
Пуаро, напрягшись, вспомнил историю появления на свет Ахилла
Пуаро
[2]
. Даже не верится, что все это было на самом деле…
— Был, но недолго, — любезно пояснил он.
Профессор Бертон тактично сменил тему.
— Людям следовало бы более тщательно выбирать детям
имена, — заявил он, размышляя вслух. — Вот одну из моих крестниц
назвали Бланш
[3]
— а она черна, как цыганка! Другую окрестили
Дердре, в честь Скорбной Дердре
[4]
— веселее человека я в жизни
не видел! А уж Пейшенс
[5]
— ее бы Нетерпением назвать, и дело с
концом! А Диана
[6]
— ну, Диана… — Старый античник
содрогнулся. — В ней уже двенадцать стоунов
[7]
, а девочке
всего пятнадцать! Родители говорят, что это детская пухлость, но мне так что-то
не кажется. Ничего себе Диана! Они хотели назвать ее Еленой, но тут уж я стал
стеной. Елена Прекрасная при таких-то папе с мамой! Да и бабушка у нее, если на
то пошло, далеко не красавица. Я едва голос не сорвал, пытаясь их уговорить на
Марту или Кэтрин, но куда там! Чудаки эти родители…Пухлое лицо профессора
сморщилось от смеха.
Пуаро испытующе смотрел на него.
— Представляю себе одну фантастическую беседу…
Сидят ваша матушка и покойная миссис Холмс, шьют или вяжут
всякие распашонки и советуются:
— Ахилл, Геракл, Шерлок, Майкрофт…
Восторг собеседника нимало не тронул Пуаро.
— Насколько я понимаю, вы намекаете, что я своим
внешним видом не слишком напоминаю Геракла?
Профессор Бертон окинул взглядом маленькую аккуратную
фигурку Пуаро, затянутую в полосатые брюки, и черный пиджак, и щегольской
галстук-бабочку, не упустив ни лакированных ботинок, ни яйцевидной головы, ни
огромных усов.
— По правде сказать, Пуаро, нисколько не напоминаете.
Думаю, — добавил Бертон, — вам не довелось изучать классические
языки?
— Не довелось.
— А жаль. Вы много потеряли. Будь моя воля, их бы
изучал каждый.
— Eh bien
[8]
, я прекрасно обошелся без
них, — пожал плечами Пуаро.
— Обошелся! Подумать только! Дело же совсем не в этом.
Классическое образование — не лестница к немедленному успеху, это же не заочные
бухгалтерские курсы!
Тут речь идет не о работе, а о досуге. Сами посудите. С
годами все больше хочется отойти от дел, пожить в свое удовольствие — и что вы
будете делать в свободное время?
У Пуаро уже был готов ответ.
— Я собираюсь всерьез заняться разведением кабачков.
— Кабачков? — ошеломленно пробормотал
Бертон. — Этой пресной водянистой гадости?
— В том-то и дело, — воодушевился Пуаро. — Им
вовсе не обязательно быть пресными.
— Ну да — если их посыпать сыром или луком или полить
белым соусом…
— Нет-нет, я говорю о другом. Я попробую исправить вкус
самих кабачков. Им можно придать такой букет…полуприкрыв глаза, облизнулся
Пуаро.
— О чем вы, дружище, это же не кларет. — При слове
«букет» профессор Бертон вспомнил о своем бокале и, смакуя, прихлебнул из
него. — Прекрасное вино, давно такого не пробовал. — Он одобрительно
покачал головой. — Но насчет кабачков — это ведь была шутка? Вы же не
собираетесь, — на лице профессора отразился ужас, — согнувшись в три
погибели, вилами разбрасывать на грядках навоз или подкармливать эти ваши
кабачки с помощью шерстяных жгутов, смоченных в какой-то дряни?
— Похоже, вы настоящий специалист по кабачкам, —
удивился Пуаро.
— Видел, как над ними колдуют садовники, когда ездил за
город. Нет, Пуаро, я серьезно, ну что это за хобби! То ли дело, — голос
профессора стал мягким и вкрадчивым, — кресло у камина в длинной комнате с
низкими потолками, уставленной книгами, — непременно в длинной, никоим
образом не квадратной. На столе перед вами бокал портвейна, а в руках —
открытая книга. Время отступает, когда вы читаете. — Он звучно что-то
продекламировал и тут же перевел:
Кормщик таким же искусством по бурному черному понту
Легкий правит корабль, игралищс буйного ветра…
[9]
— Правда, истинный дух греческого оригинала вы все
равно не ощутите.
