Как и ожидал Пуаро, американец почти сразу начал беседу,
сообщив, что фамилия его Шварц и в Европе он впервые. Впечатлений море, заявил
он. Шильонский замок — это нечто. Париж ему не понравился, непонятно, за что
его так расхваливают. Был он и в «Фоли Бержер», и в Лувре, и в соборе Парижской
Богоматери. Только ни в одном из этих ресторанчиков и кафешек не умеют играть
настоящий джаз. А вот Елисейские поля — очень даже ничего. Особенно ему
приглянулись фонтаны с подсветкой.
Ни в Лез Авин, ни в Коруше никто не вышел. Все направлялись
в Роше Неж.
Мистер Шварц не замедлил объяснить, что его туда влекло. Он,
мол, всегда мечтал побывать среди заснеженных вершин. Три тысячи метров — это
здорово. На такой высоте, говорят, даже яйцо сварить невозможно.
Не в меру общительный мистер Шварц попытался втянуть в разговор
седовласого аристократа, но тот холодно глянул на него поверх пенсне и вновь
погрузился в чтение.
Тогда мистер Шварц предложил смуглой даме поменяться
местами: отсюда вид лучше, пояснил он.
Трудно сказать, поняла ли дама его специфический английский.
Так или иначе, она покачала головой и еще плотнее запахнула меховой воротник.
— Больно видеть, когда женщина путешествует
одна, — прошептал на ухо Пуаро мистер Шварц. — Путешествующая женщина
очень нуждается в опеке.
Припомнив некоторых американок, встреченных им в Европе,
Пуаро согласился.
Мистер Шварц вздохнул. Все вокруг были такими надменными.
Немного дружелюбия никому бы не помешало…
2
В том, что в такой глуши, точнее сказать, на такой высоте
постояльцев встречал управляющий, облаченный в безупречный фрак и лакированные
ботинки, было что-то донельзя забавное.
Правда, этот статный красавец был чрезвычайно сконфужен.
Сезон только начался… Горячей воды нет… Да и с холодной
перебои… Разумеется, он сделает все, что в его силах… Людей не хватает… Он никак
не рассчитывал на такой наплыв…
Все это подавалось с профессиональной любезностью, и все же
у Пуаро возникло впечатление, что за формальной вежливостью таилась тревога.
Управляющий явно чувствовал себя не в своей тарелке. И причиной тому было вовсе
не отсутствие горячей воды…
Обед подали в длинной зале, откуда открывался вид на долину
глубоко внизу. Единственный официант по имени Гюстав был в своем деле просто
виртуозом. Он сновал вдоль столов, давая советы насчет выбора блюд и размахивая
картой вин. Трое лошадников сидели за одним столом и, похохатывая, громко
болтали по-французски:
— Старина Жозеф! А как насчет малышки Дениз, старина? А
помнишь ту чертову клячу, что всех нас оставила на бобах в Отее?
Их вполне искреннее веселье казалось здесь чудовищно
неуместным.
Красивая дама сидела одна за угловым столиком, по-прежнему
ни на кого не глядя.
Позже, когда Пуаро уже обосновался в гостиной, к нему
подошел управляющий и завел доверительную беседу.
Он надеется, что мосье не будет слишком строг. Сейчас не
сезон. Прежде сюда почти никто не приезжал раньше конца июля. Может быть, мосье
заметил эту даму? Вот она приезжает сюда каждый год, именно в это время. Ее муж
погиб три года назад при восхождении. Для нее это была такая драма, они были
так преданы друг другу. Она предпочитает приезжать до начала сезона, видимо,
чтобы было как можно меньше людей. У нее это что-то вроде паломничества.
Пожилой джентльмен — знаменитый врач, доктор Карл Лютц из Вены. Он, по его словам,
намерен здесь хорошенько отдохнуть.
— Да, здесь спокойно, — согласился Пуаро. — A
ces Messieurs?
[31]
— указал он на троицу лошадников. — Как
вы полагаете, они тоже ищут отдохновения?
Управляющий пожал плечами, но глаза у него забегали.
— Ох уж эти туристы, — уклончиво заметил
он, — им все время подавай что-нибудь новенькое… Высота — это само по себе
уже новое ощущение.
И притом не очень-то приятное ощущение, подумал про себя
Пуаро. Он чувствовал, как сильно бьется его сердце. Ему тут же вспомнилась
детская песенка: «Умный в гору не пойдет, умный гору обойдет».
В гостиную вошел Шварц. Увидев Пуаро, он засиял и двинулся
прямо к нему.
— Я тут перекинулся парой слов с доктором Лютцем.
Он немного кумекает по-английски. Его нацисты выслали из
Австрии — потому что он еврей. Они там совсем с ума посходили! Он же
знаменитость — заболевания, психоанализ и все прочее.
Взгляд его упал на высокую женщину, не сводившую глаз с
отстраненно-прекрасных гор. Шварц понизил голос.
— Я узнал у официанта, как ее зовут. Это мадам Грандье.
У нее муж погиб во время восхождения, поэтому она сюда и приезжает. Я вот
думаю, может, нам попробовать расшевелить ее?
— На вашем месте я бы не стал этого делать, —
предупредил Пуаро.
Увы, назойливое дружелюбие мистера Шварца явно искало
выхода.
Пуаро видел, как он пытался с ней познакомиться и как резко
эти попытки были отвергнуты. Их фигуры четко вырисовывались на фоне окна.
Женщина была выше Шварца. Она откинула назад голову, глядя на непрошеного
собеседника с холодной неприязнью.
То, что она сказала, Пуаро не слышал, но Шварц вернулся
назад словно побитый пес.
— Ничего не вышло, — сообщил он с
сожалением. — По-моему, раз уж все мы оказались здесь вместе, стоило бы и
держаться соответственно. Все мы люди, так ведь, мистер… Подумать только, я
даже имени вашего не знаю!
— Моя фамилия Пуарье, — представился Пуаро и
добавил:
— Я торгую шелком в Лионе.
— Вот моя карточка, мосье Пуарье. Будете в Фаунтин
Спрингз — заходите, мы гостям всегда рады.
Пуаро принял визитную карточку, похлопал себя по карману и
пробормотал:
— Увы, я не взял с собой карточек…
Перед сном Пуаро еще раз внимательно перечитал записку
Лемантея, затем аккуратно убрал ее в бумажник, задумчиво пробормотав:
— Любопытно…
3
Официант Гюстав принес Пуаро на завтрак кофе и пару булочек.
— Мосье, надеюсь, понимает. — сказал он
извиняющимся тоном, — что на такой высоте невозможно подать по-настоящему
горячий кофе? Он, увы, слишком рано начинает кипеть.
— Подобные катаклизмы следует переносить
стоически, — отозвался Пуаро.
