С Кирой Тарасовой Люся и решила поговорить насчет обманизма. Но тут вышла осечка. Кира учительницей быть соглашалась, но врушкой себя не признавала.
— Я? Никогда не вру. И не сочиняю. Я могу абсолютный правдизм преподавать, то есть неврунизм.
— Им не нужен неврунизм, — рассказывала Люся. Она сегодня специально села за Кирин стол. Кира настолько завралась, что сидела одна. Ее вранья никто не выдерживал. — Этим интернатникам нужен обманизм. А то они на живодерню попадут. Из-за своей честности.
— Как так на живодерню?
— А так, придет охотник и спросит: «Где ваши старшие?» Они честно ответят: «Никого нет дома. Мы одни сидим». Бери этих малышей и сажай в мешок. А надо, чтобы они умели хоть немного соврать. Придет охотник с мешком и спросит: «Где ваши старшие?» — «Да нигде. Дедушка барсук на веранде сидит, пулемет перебирает. Бабушка Соня на кухне с милицией чай пьет. И две девочки-учительницы в саду волшебную дубинку испытывают».
— Ты и преподавай свой обманизм, — сказала Кира. — У тебя хорошо получается.
К девочкам подошла учительница. Она посмотрела Люсину тетрадь, потом Кирину.
— Тарасова, — спросила она, — ты почему не выполнила домашнее задание?
— Понимаете, Ирина Вадимовна, у меня папу в армию забрали. В парашютные войска. И мы с мамой всю ночь ему спортивную форму шили.
— Как форму? Твой же папа уже был в армии. Давно.
— А его снова позвали. Уже начальником. Потому что он хорошо прыгал. Без него не справляются. Все разладилось. Мы ему лампасы на джинсы пришивали. А бабушка парашют вязала на спицах.
Ирина Вадимовна даже растерялась. Ничего себе новости! Оказывается, теперь парашюты на спицах вяжут! А сорокалетние снова в армию идут.
— Бедная девочка! — погладила она Киру по голове.
А когда Ирина Вадимовна отошла, Кира сказала:
— Я не бедная! У нас квартира на двадцать восемь комнат. И дядя из Швейцарии ящик с магнитофонами прислал. Он там всемирный конгресс водопроводчиков проводит. Ну что, берешь меня правдизм преподавать?
— Ни в коем случае.
— Тогда я всем про тебя расскажу. И про твоих интернатников.
— Нельзя. Про них нельзя говорить.
— А я вот расскажу. Ребята, ребята! — зашептала она голосом диктора Центрального телевидения. — Наша Брюка в загородном парке учительницей работает. Зверям русский язык преподает. И поведение.
Упитанный Игорь Трофимов и ехидноглазый Спальников немедленно повернулись на шепот, придвинулась и тростиночноногая Катя Лушина.
— Прошу поподробнее, — попросил Игорь. — Каким зверям? Хищникам? Парнокопытным? Обезьянам? Какой язык — устный или письменный?
Таких подробностей Кира не знала.
— А откуда тебе это известно? — спросила Катя Лушина. — Про Брюкину?
— Она меня туда звала. Приглашала.
— Снова прошу поподробнее, — съехидничал Трофимов. — Приглашала в качестве кого? В качестве хищника? Парнокопытного? Человекообразного?
— Она меня учительницей звала. Обманизм преподавать, — уже не телевизионным, а простым шепотом сказала Тарасова.
— Прекрасный выбор! — заявил Спальников. — За чем же дело стало? — И сам же себе ответил: — А за тем, что она такое напреподает, что все звери разбегутся. Во главе с директором зоопарка.
— Еще заставит их ванну в скафандрах принимать, — добавил Трофимов.
— Или лампасы к джинсам шить, — сказала Лушина.
— А то всех зверей отправит в парашютные противопожарные войска, — продолжил Спальников. — Им никаких противогазов не надо. Они и так страшные.
— Вы смеетесь, а я правду говорю! — голосом пионера из детского театра закричала Кира. Но ей никто уже не верил. И все отвернулись от нее. Каждая шутка хороша в меру.
Глава третья
Австралийский Плюмбум-Чоки
В этот раз в электричке Люся держалась солидно и строго. У нее уже был немного учительский вид. Один сельский первоклассник даже потянулся ей место уступить. Но потом спохватился, сел и в знак протеста стал рассматривать потолок.
На станции Интурист погода была на «отлэ». Краски сгущенные, сочные. Недоеденное объявление было заменено новым, некусаным. Но неразборчивым.
Продается трехместная новая байдарка. Там же имеется породистая охотничья… чая… ка. С хорошей родословной. В хорошие руки бес…
«Ничего себе, — удивилась Люся. — Разве бывают охотничьи чайки? И на кого они охотятся? На лягушек? На рыб? А что это за бес в хорошие руки? У меня руки хорошие, возьму беса. А еще лучше бесенка. Интересно, как он выглядит?»
Дачный поселок дымился одинокими пенсионерскими кострами. Пожилые люди сжигали осенний мусор.
…Интернатники ликовали. Увидев Люсю, они шмыгали по участку отдельными личностями и клубились у окна в класс целым коллективом.
Дир сейчас был не дир, а «двор», то есть дворник. Он с метелкой в руках воевал с травой и листьями. И жег костер.
— Здравствуйте, — сказала Люся.
— Здравствуйте, уважаемая сотрудница.
Люся взяла светский беседовательный тон:
— Осень. Хлопотное время для садовода.
— При чем тут садоводство? — удивился дир. — Это я варенье варю.
— Наверное, у вас ягод много. Пропадают.
— Ягоды? — удивился дир. — Я овощное варенье варю. Помидорно-капустное.
— Это входит в ваши обязанности как дворника или как директора?
— Как врача.
— Почему как врача?
— Потому что матушка Зюм-Зюм заболела. Ее надо лечить.
Люся разглядела ведро на костре и белый халат на Меховом Механике. И учуяла запах потрясающего капустного варенья с помидоровым уклоном.
— Матушка Зюм-Зюм — это наша кормилюндия. Ее надо ставить на ноги, а у меня ни одного хендрика нет. Не пришли еще.
«Оказывается, хендрики ходят! — отметила про себя Люся. — Наверное, они вроде цыплят».
Вслух она сказала:
— Извините, дир. Меня уроки ждут. Бумажный Получальник в кабе? В кабинете?
— Он в главном управлении Получальников на проверке. Возьмите Большой Вафельный Отметник.
— А как им пользоваться? — спросила девочка.
— Очень просто. Он сделан из вафли. За каждый правильный ответ можно давать учащемуся грызть. Чем лучше ответ, тем больше можно откусить.
— Они ж его сразу съедят.
— Вы не давайте. Он разделен на квадратики, как шоколад. За пятерку пять квадратуриков. За четверку — четыре. За двойку — только понюхать давайте, а кусать нельзя. Те, которые нанюхаются, очень хорошо потом учиться начинают.
