Люся прошла в директорскую, взяла Вафельный Отметник и потянула за шарик начинальника.
При ее появлении в классе интернатники встали на передние лапы. От радости они махали задними лапами и раскачивались.
Люся посмотрела на часы и сказала:
— Блюм.
Класс радостно рухнул. Но тишины не было. Кто-то тихо барабанил лапами, кто-то урчал, кто-то колотил по скамейке хвостом.
— Что это значит? — спросила Люся удивленно. — Почему шум?
— Это мы вам радуемся! — сказал щекастый Бобров.
— Спасибо! Я тоже рада вас видеть. Но при этом я не стучу хвостом по столу и не рычу. Нужно учиться выражать свою радость по-другому. Если вы от радости зарычите на человека, он насторожится. Испугается и убежит. Надо улыбаться. Вот так.
Люся показала, и все интернатники сделали «вот так». Получилась просто жуть. Столько зубов, один острее другого! И все оскалены для показа. Особенно старался Сева Бобров. Он выставил все свои зубы, как будто собирался перегрызать колючую проволоку.
— Нет, — сказала девочка. — Так получается еще хуже. Не только простой прохожий, милиционер испугается. При улыбке надо уголки рта поднимать вверх.
Интернатники попробовали.
— Уже лучше. Сняли! А теперь продолжаем занятия. Я прошу подойти к доске… вас, — попросила она бурундукового подростка с задней парты, соседа муравьеда Биби-Моки.
Тот подошел застенчиво-развязной походкой, держа лапы за спиной.
— Возьмите мел, уважаемый интернатник, и напишите, как вас зовут.
Бурундучок написал:
БУРУНДУКОВЫЙ БОРЯ.
— Хорошо. А теперь напишите, сколько вам лет.
Боря показал ей лапки. Черные когтистые ладошки.
— Ты хочешь сказать, что тебе десять лет? — спросила Люся.
Боря опустил нос вниз.
— Он хочет сказать, что ему нечем писать, — встрял зубастый Сева Бобров. — Он мел съел.
— Это от хулиганства? — спросила Люся.
— От застенчивости. И от того, что он растет.
— Что же мы будем делать? — растерялась девочка.
— Давайте в валилки играть! — завопил Кара-Кусек. — Или в скакалки.
«Не иначе наокуркился», — опасливо решила Люся. И сказала строго:
— Ни в какие валилки мы играть не будем. Мы продолжим занятия. У кого есть мел?
— У меня, — встал черноносый игластый ежик с первой парты. — У меня в спальне. Можно я принесу?
— Хорошо. А Бурундуковый Боря сейчас расскажет нам стихотворение.
Ёжик, гремя иголками, ринулся за мелом, а Боря спросил:
— Про любовь можно? — И опустил нос под мышку.
Люся сказала, что можно. Боря стал читать:
Мороз и солнце; день чудесный!
Еще ты дремлешь, друг прелестный…
Все.
— Где же здесь про любовь? — спросила Люся.
— Про любовь дальше.
— Ты и прочитай дальше.
— А я дальше не помню. Я могу это еще раз прочитать. Можно?
— Можно. Читай.
И Боря еще раз с тихим удовольствием прочел:
Мороз и солнце; день чудесный!
Еще ты дремлешь, друг прелестный, —
и снова сунул нос под мышку.
«Ничего себе интернатники! — подумала Люся. — Мел едят! Про любовь стихотворения читают. Научи их чему-нибудь. Вот у нас в классе мел не едят. И вообще, с нами проще».
Тут она притормозила — проще ли? И решила проверить, понаблюдать за тем, что в ЕЁ классе мешает процессу обучения школьников. Сколько мешаний будет за неделю.
Пока Бурундуковый Боря стеснялся и дышал в рукава, черноносый игластик с первой парты вернулся с большим куском мела.
— Вот.
— Где ты его взял?
— Он у меня в зимних ходилках лежал.
— Зачем?
— Мы хотели, чтобы считальный урок отменили. И спрятали в ходилки.
Люся с трудом догадалась, что это валенки.
— И что? Отменили урок?
— Нет. Не отменили. Мехмех проверялку устроил. Меня в двоечный раздел записали.
— И меня! — вспомнил Бурундуковый Боря.
Он так расстроился от воспоминаний, что взял мел и стал его грызть.
— Подожди, не ешь, — сказала Люся. — Напиши, сколько тебе лет.
Боря наморщил лоб и закатил глаза.
— В какой системе? В меховой или в людовецкой?
— В какой такой «людовецкой»?
— В людовецкой — это в какой люди считают.
— Напиши в людовецкой, — согласилась Люся. — То есть в человеческой.
Бурундуковый Боря написал:
В ЛЮДОВЕЦКОЙ С. МИНЕ СИЧАС 8 ЛЕТ.
— А в меховой системе?
В МЕХОВОЙ С. МИНЕ СИЧАС 16 ЛЕТ.
Люся ничего не поняла.
— Может, ты что-то напутал? Как может быть два возраста? При чем тут меховая система?
Но застенчивый мелопоедательный бурундук стоял на своем:
— Девочка Люся, ведь у собак, которые у вас живут, два возраста. Собаческий и человеческий. Ведь правильно?
— Правильно. Мой папа говорил: «Нашему Шаху восемь лет. Его года надо умножить на семь. Тогда мы узнаем его человеческий возраст. Получается, что ему пятьдесят шесть. Он уже пенсионер».
— И у нас два возраста. Для людей и для нас, — упирался Бурундуковый Боря.
— Я поняла, — сказала Люся. — Чтобы узнать ваш возраст, ваши года нужно поделить на два.
Вперед выступил головастый ежик. Он теперь оживился и гремел иголками, как хорошая погремушка.
— Мы живем долго и долго вырастаем. Поэтому нам много лет, а мы еще маленькие.
Люся подумала про себя:
«Я считала, что они бестолковые, как на площадке молодняка. А они — умнющие ребята».
Прогудел начинальник. Вошел Меховой Механик с подносом ярко-фиолетовой свеклы. Он посмотрел на Вафельный Отметник:
— Он целый? Вы не спрашивали учеников? Был беседовательный рассказ в виде доклада?
— Просто мы про него забыли.
Она отломила два больших квадрата и угостила бурундучка и ежика. И спросила:
— Как здоровье матушки Зюм-Зюм?
— Лежит с температурой, — ответил дир.
— Знаете что, Мехмех, я пойду на свою дачу. Там есть аптечка с лекарствами. Я принесу аспирин или анальгин. Они понижают температуру.
— Пожалуйста, помогите нам, девочка Люся, — попросил дир.
