— Можно я пойду с вами? — потянул Люсю за руку ежик.
— Конечно. Как тебя зовут?
— Иглосски.
— Можно я тоже пойду? — спросил Бурундуковый Боря.
— И я, — попросился зубастый Сева Бобров.
— Конечно, можно. Все пошли.
Они повисли на Люсе, как детсадовские малыши. И все отправились на Люсину дачу.
Люся взяла заржавевший ключ под водосточной трубой. Открыла замок и вошла на веранду.
Меховая ребятня всунулась за ней. Малыши все нюхали, трогали и даже облизывали языком. Все, все. И про все спрашивали — зачем?
Больше всего их поразил не телевизор (они его понюхали, лизнули, и все). Не электрокамин (только потрогали). Не старинный магнитофон (покусали, и только). А большой резиновый мяч.
— Это что? — спросил Сева.
— Мяч. Он прыгает. В него играют.
— У нас есть такие. Они называются скакуны. Только они очень тяжелые. Как капуста, — сказал Иглосски.
— Мы возьмем его с собой в интернат, — решила Люся. Она отыскала лекарства, и они пошли в поселок.
Красный мяч произвел фурор. Меховая публика накинулась на него кучей. И стала кататься клубком по осенней траве.
Люся подошла к диру. Протянула таблетки:
— Это для матушки Зюм-Зюм. Помогает сбить температуру.
— Пойдемте к ней. Она очень отсталая личность. Боится всего нового. Может и отказаться.
Они прошли в глубь участка, к задней стороне дома. Там вдоль стены лепилась лесенка на второй этаж. И была дверь в подвал.
— Здесь у нас котельная, — сказал дир, — и кухня. А наверху ночевальни для учащихся и состава. Да, как насчет обманизма? Нашли кого-нибудь?
— Пока нет, — ответила Люся. — У меня есть одна знакомая девочка — жуткая врушка. Но она себя врушкой не считает. Она сама верит во все, что говорит. Она хочет правдизм преподавать.
— Правдизм пока не нужен. У нас с обманизмом плохо. И потом, мне кажется, здесь не девочка нужна, а наставник со стажем. Опытный обманист. Придется, наверное, объявление давать. Как вы думаете, чем можно такого наставника привлечь — хендриками, живульней?
— Думаю, и тем и другим, — осторожно ответила девочка. Потому что она в глаза не видела ни того, ни другого.
Они поднялись на второй этаж.
В прихожей на полу на треногах стояли две трубы. Одна была направлена в небо, другая — в сторону станции. Люся заинтересовалась:
— Что это?
— Усилительные трубы. Вот эта — подзорная, звездоскоп. А это нюхозорная труба, или нюхоскоп. Хотите осмотреть окрестности? Или обнюхать? Или обслушать?
— Да, хочу.
Дир настроил трубы.
— Вам на сдвоенную работу? Или на строенную? Пожалуйста. Сюда надо смотреть. Сюда надо совать нос. Только ваш нос неудобный, маленький.
Юная учительница стала смотреть и нюхать. Подзорная труба была с многократным увеличением. Видно было каждую ветку, каждую перекладинку перил, каждую спичку, каждый камешек на платформе.
Люся прочла расписание на щите. Высмотрела себе очень удобную электричку, идущую до Москвы почти без остановок.
Потом увидела объявление на столбе. Оно было знакомое:
Продается трехместная новая байдарка. Там же имеется породистая гончая собака. С хорошей родословной. В хорошие руки, бесплатно.
«Вот тебе и бес в хорошие руки!» — подумала Люся.
Она увидела осеннюю клумбу с астрами. И стала нюхать цветы. Запаха не было. Она перевела трубку на коричневую кучу с удобрениями. Тут ей сильно шибануло в нос тухлятиной. От этого запаха глаза Люси вытаращились. Но мысли прояснились. Она сразу поняла, что такое нюхоскоп. «Хорошо, что это нюхоскоп. Был бы зубоскопом, как треснул бы по зубам!»
* * *
За прозрачной дверью лежала в кровати вся обмотанная шарфами и грелками матушка Зюм-Зюм.
— Проходите сюда.
— Здравствуйте, матушка Зюм-Зюм, — сказала Люся.
— Здравствуйте, маленькая девочка! — ответила матушка. Внешне она была похожа на садовую соню. — Мне дир очень хвалил вас. Эту круглую штучку надо глотать?
— Да, матушка Зюм-Зюм.
— А хендрики еще не прилетели? — спросила она у барсукового дира.
— Еще нет. Сам жду. И переживаю.
— Ладно. Проглочу эту пуговичку. А то я совсем в жару.
«Хендрики еще могут летать», — подумала Люся. И попыталась себе представить осенний перелет хендриков.
Матушка выпила аспирин и закуталась в одеяло.
— Теперь поспите, — сказала Люся. — Скоро вам станет легче.
— Спасибо, милая девочка.
— До свидания, матушка Зюм-Зюм.
* * *
Меховая мелкота и крупнота уже была за партами. Все встали на передние лапы и от радости замахали задними.
— Блюм, — сказала Люся. — Сейчас пойдет к доске… — Она посмотрела на маленькую белку с первой парты. — Пойдет…
Но белочка не дала сказать, а забежала вперед:
— А почему вы Плюмбум-Чоки не вызываете?
Ее серебристые очки так и сверкали во все стороны.
Дылда волк, сидящий рядом, важно поддержал:
— Да, почему?
— Плюмбум-Чоки? А это кто? Где он сидит?
— Он в дыре сидит! Вон! Вон! — повскакала с мест учащаяся мелочь. Они показывали на круглую дыру в потолке. Оттуда к доске тянулся канат.
— Хорошо, — согласилась Люся. — К доске пойдет Плюмбум-Чоки.
Никто из дырки не показывался. Люся вопросительно посмотрела на белочку.
— А он не может пойти. Не может! — захлопотала белочка. — Он ходить не умеет. Он лазает.
Люся поджала губы — уж не разыгрывают ли ее? И сказала строго, с нажимом:
— Сейчас к доске полезет Плюмбум-Чоки.
Сначала из дырки посыпался мусор — зеленая труха. Затем закачался и задергался канат. Потом показалась длинная меховая лапа с цеплятельными пальцами. А затем вылез и сам Плюмбум-Чоки — большой ленивец в сиреневых трусищах по самую шею.
«Ничего себе площадка молодняка! Ни в одном зоопарке нет таких зверей!» — подумала Люся.
Плюмбум-Чоки медленно полз к доске. Вот он завис над ней, глядя на Люсю огромными спрашивающими глазами.
— Напишите свое имя и свой возраст в людовецкой системе.
Плюмбум начал царапать мелом что-то на доске. Люся не понимала: что это? на каком языке? на людовецком? на меховом?
Чоки кончил царапать, а Люся так и не разобралась.
— Что он написал? — обратилась она к классу.
