– О, – в сомнении сказала леди Кут.
Слова «нижний уровень» совершенно ничего ей не говорили,
кроме неясного намека на какую-то шотландскую песню, но было ясно, что для
Макдональда они являются непреодолимым препятствием.
– Это будет печально, – усилил напор Макдональд.
– Конечно, – сникла леди Кут. – Это так.
И удивилась, почему она согласилась так быстро.
Макдональд продолжал смотреть на нее тяжелым взглядом.
– Конечно, если это ваш приказ, миледи… – начал он
снова, но приостановился.
Его тон был невыносим для леди Кут. Она тут же сдалась.
– О нет! – воскликнула она. – Я понимаю вас,
Макдональд. Нет, Уильяму лучше остаться на нижнем уровне.
– Я так и думал, миледи, – осознал свой верх
Макдональд.
– Да, – окончательно уступила леди Кут. – Да,
конечно.
– Я был уверен, что вы поймете, миледи, – добавил
Макдональд.
– О, конечно, – повторила леди Кут.
Макдональд притронулся к своей шляпе, повернулся и удалился.
Леди Кут обреченно вздохнула и посмотрела ему вслед.
Джимми Тесайгер, насытившись почками с беконом, вышел на
террасу, остановился рядом с леди Кут и тоже вздохнул, но совершенно
по-другому.
– Славное утро, а? – заметил он.
– Да? – переспросила леди Кут. – О да, думаю,
что да. Я не заметила.
– А где все? Катаются на озере?
– Думаю, да. Я хочу сказать, не удивилась бы, если бы
так оно и было.
Леди Кут резко повернулась и поспешила в дом. Тредуэлл вошел
следом и занялся кофейником.
– Скажите, – спросила леди Кут, – мистер… э…
мистер…
– Уэйд, миледи?
– Да, мистер Уэйд. Разве он еще не спустился?
– Нет, миледи.
– Уже очень поздно.
– Да, миледи.
– О боже. Я надеюсь, он когда-нибудь спустится,
Тредуэлл?
– Несомненно, миледи. Вчера мистер Уэйд спустился в
половине двенадцатого, миледи.
Леди Кут мельком взглянула на часы. Было без двадцати
двенадцать.
– Не везет вам, Тредуэлл. Нужно все убрать, а к часу
уже накрыть стол для ленча.
– Я знаком с привычками молодых джентльменов, миледи.
Возражение было хоть и вежливым, но явным. Так кардинал
Святой Церкви мог бы упрекнуть язычника или атеиста, нечаянно преступившего
нормы, предписанные великой верой.
Вторично в это утро леди Кут чуть не покраснела. Но тут, к
ее облегчению, внезапно отворилась дверь и в комнату заглянул серьезный молодой
человек в очках:
– Вот вы где, леди Кут. Сэр Освальд хочет вас видеть.
– Иду, мистер Бейтмен.
И леди Кут поспешила из комнаты.
Руперт Бейтмен, личный секретарь сэра Освальда, направился
через стеклянную дверь в ту сторону, где грелся на солнышке Джимми Тесайгер.
– Привет, Орангутанг, – сказал Джимми. –
Думаю, пора пойти потрепаться с подружками. Ты идешь?
Бейтмен покачал головой и, пройдя по террасе, свернул в
дверь библиотеки. Джимми довольно усмехнулся его удаляющейся спине. Они с
Бейтменом вместе учились в школе, Бейтмен и тогда был серьезным мальчиком в
очках, которого прозвали Орангутангом совершенно без всяких на то причин.
Орангутанг, размышлял Джимми, остался таким же ослом, каким
был и раньше. Слова «жизнь истинна и серьезна», должно быть, написаны
специально для него.
Джимми зевнул и медленно побрел к озеру. Там были три
девушки, самые обычные: две темноволосые с короткой стрижкой и одна блондинка,
но тоже коротко подстриженная. Ту, которая хихикала больше всех, звали, как ему
удалось расслышать, Хелен, другую – Нэнси, а к третьей почему-то обращались –
Конфетка. С ними были двое друзей Джимми – Билл Эверслей и Ронни Деврё, которые
лишь ради красивых глаз состояли на службе в министерстве иностранных дел.
– Привет! – сказала Нэнси, а может, Хелен. –
Джимми идет. А где этот, как его там?
– Не хочешь ли ты сказать, – воскликнул Билл
Эверслей, – что Джерри Уэйд еще не встал? С этим надо что-то делать!
– Если он будет таким беспечным, – сказал Ронни
Деврё, – то когда-нибудь прозевает свой завтрак! Окажется, что уже ужин,
когда он скатится наконец вниз.
– Стыдно, – высказалась девушка по прозвищу
Конфетка. – Это так беспокоит леди Кут! Она все больше и больше становится
похожа на курицу, которая хочет снести яйцо и не может. Очень плохо.
– Давайте вытащим его из постели, – предложил
Билл. – Давай, Джимми!
– Будем более утонченными, – жеманно скривилась
Конфетка. Она ужасно любила слово «утонченный» и употребляла его, где только
могла.
– Я не утонченный, – ответил Джимми. – Я не
знаю, что это такое.
– Давайте соберемся и придумаем что-нибудь завтра
утром, – уклончиво предложил Ронни. – Ну, разбудим его часов в семь.
Экономка будет потрясена. Тредуэлл потеряет свои фальшивые бакенбарды и выронит
кофейник, а с леди Кут случится истерика, и в обмороке она упадет на руки Билла
– Билл будет носильщиком. Сэр Освальд скажет: «Ха!» – и акции на его сталь
возрастут, а Орангутанг выразит свои эмоции тем, что швырнет наземь очки и
растопчет их!
– Вы не знаете Джерри, – возразил Джимми. –
Полагаю, достаточное количество холодной воды, залитой в определенное место,
могло бы разбудить его. Но он перевернется на другой бок и заснет опять.
– Следует придумать что-нибудь более утонченное, чем
холодная вода, – продолжала жеманиться Конфетка.
– Что? – грубовато спросил Ронни.
Ответа ни у кого не было.
– Мы должны что-нибудь придумать! – настаивал
Билл. – У кого есть идеи?
– У Орангутанга, – ответил Джимми. – А вот и
он! Как всегда, несется словно на пожар. У Орангутанга всегда варил котелок.
Это было его несчастьем с самого детства. Спросим его!
Мистер Бейтмен терпеливо выслушал бессвязные объяснения,
продолжая оставаться в стартовой позе. Он предложил решение без малейшего
промедления.
– Я бы выбрал будильник, – живо сказал он. –
Я сам всегда пользуюсь им, чтобы не проспать. Я думаю, утренний чай, который
бесшумно разносят по комнатам, вряд ли способен разбудить кого-либо.
