– Семь вместо восьми, – хмурясь, повторил
Джимми. – Интересно почему?
Глава 4
Письмо
– Эгоцентричность – вот так я бы это назвал, – сформулировал
лорд Катерхэм.
Он говорил мягким, спокойным голосом и, казалось, был
доволен найденным определением.
– Да, абсолютная эгоцентричность. Я часто нахожу этих
самостоятельных людей эгоцентричными. Очень возможно, что именно поэтому им
удается сколотить такие большие состояния.
Он оглядел мрачным взором свои родовые владения, которые
только сегодня были возвращены ему.
Его дочь, леди Эйлин Брент, известная среди своих друзей и в
свете просто как Бандл, рассмеялась.
– Ты наверняка никогда не сколотишь большого
состояния, – сухо заметила она, – хотя твоя мысль поселить здесь
старого Кута была вовсе не дурна. Каков он? Презентабелен?
– Один из этих великих людей, – ответил лорд
Катерхэм, слегка передернув плечами. – С красным квадратным лицом и
серо-стальными волосами. Властный, представь себе. Что называется, сильная
личность. Человек, в которого превратился паровой каток.
– Слегка утомляющий? – сочувствующе предположила
Бандл.
– Ужасно утомляющий! Полный самых нудных добродетелей,
таких, как умеренность и пунктуальность. Я не знаю, кто хуже: властная личность
или ревностный политик. Я лично предпочитаю веселых бездельников.
– Веселый бездельник вряд ли был бы в состоянии платить
ту цену, которую ты запросил за этот древний мавзолей, – напомнила ему
Бандл.
Лорд Катерхэм поморщился:
– Я бы не хотел, чтобы ты употребляла это слово, Бандл.
И вообще мы отклонились от темы.
– Не понимаю, почему ты так чертовски близко принимаешь
это к сердцу! – сказала Бандл. – Все равно ведь людям надо где-то
умирать.
– Им не надо умирать в моем доме, – заявил лорд
Катерхэм.
– Не понимаю, почему нет? Куча людей умерла здесь.
Дюжина строгих прадедушек и прабабушек.
– Это другое дело, – возразил лорд
Катерхэм. – Естественно, Бренты должны умирать здесь, они не в счет. Но я
категорически против посторонних. И особенно против расследований. Это скоро
станет здесь нормой. Уже во второй раз. Помнишь, сколько шума было здесь четыре
года назад? В чем, кстати, я целиком и полностью обвиняю Джорджа Ломакса.
– А теперь ты обвиняешь бедный старый паровой каток по
фамилии Кут. Уверена, ему все это было так же неприятно, как и всем остальным.
– Очень эгоцентрично, – упрямо повторил лорд
Катерхэм. – И людям, которые имеют склонность так поступать, не следует
просить о сдаче дома. Можешь говорить что хочешь, Бандл, но я не люблю
расследований. Не любил и не буду.
– Но это ведь не то же самое, что было в прошлый
раз, – успокоила его Бандл. – Я имею в виду, это ведь не убийство!
– А какой шум поднял здесь этот тупоголовый
суперинтендант – хуже, чем после убийства! Он еще не пришел в себя от того дела
четырехлетней давности. Он уверен, что каждая смерть, случившаяся в этом
доме, – это громкое политическое убийство. Ты не представляешь, какой
переполох он тут устроил! Мне об этом рассказывал Тредуэлл. Проверял все
мыслимое на отпечатки пальцев. И разумеется, нашли только принадлежащие
покойнику! Яснее дела не бывает – а самоубийство это было или несчастный
случай, уже другой вопрос.
– Я видела как-то Джерри Уэйда, – вспоминала
Бандл. – Он был другом Билла. Он бы понравился тебе, папа. Веселый
бездельник, каких мало.
– Мне не нравится никто, кто приходит в мой дом и
умирает в нем, только чтобы позлить меня, – упрямо сказал лорд Катерхэм.
– И я совершенно не могу представить себе никого, кто
бы хотел убить его, – продолжала Бандл. – Сама мысль об этом
абсурдна.
– Конечно, – согласился лорд Катерхэм. – Для
всех, кроме такого осла, как суперинтендант Реглэн.
– Уверена, ища отпечатки пальцев, он чувствовал себя
невероятно важным, – успокоила его Бандл. – А эту историю они отнесут
к смерти в результате несчастного случая, да?
Лорд Катерхэм кивнул:
– Им придется быть предупредительными к его сестре.
– У него была сестра? Я не знала.
– Единокровная, мне кажется. Она была намного моложе
его. Старый Уэйд сбежал с ее матерью, он постоянно этим занимался. Женщины
привлекали его, только если принадлежали другим мужчинам.
– Я рада, что хоть этой дурной привычки нет у
тебя, – сказала Бандл.
– Я всегда вел очень порядочную, богобоязненную
жизнь, – ответил лорд Катерхэм. – Удивительно, почему меня не могут
оставить в покое, учитывая, как мало вреда я приношу окружающим. Если только…
Он замолчал, так как Бандл внезапно выглянула в окно.
– Макдональд! – позвала Бандл ясным властным
голосом.
Император приблизился. Некое неопределенное выражение,
которое можно было бы принять за доброжелательную улыбку, забрезжило на его
лице, но тут же было рассеяно природной мрачностью садовника.
– Ваша светлость? – произнес Макдональд.
– Как ваше здоровье? – спросила Бандл.
– А, не очень, – ответил Макдональд.
– Я хотела поговорить с вами о лужайке для игры в
гольф. Она невероятно заросла. Пошлите кого-нибудь на нее, хорошо?
Макдональд в сомнении покачал головой:
– Для этого придется снять Уильяма с нижнего уровня,
миледи.
– К чертям нижний уровень! – ответила
Бандл. – Пусть начинает сейчас же. И, Макдональд…
– Да, миледи?
– Соберите виноград на дальнем участке. Я знаю, сейчас
неподходящее время для этого, потому что оно у вас всегда неподходящее, но я
тем не менее хочу. Понятно?
Бандл отошла от окна библиотеки.
– Извини, папа, – сказала она, – я хотела
поймать Макдональда. Ты что-то говорил?
– Представь, да, – ответил лорд Катерхэм. –
Но это не важно. Что ты сказала Макдональду?
– Попыталась вылечить его от мысли, что он Господь
Всемогущий. Но это нереальная затея. Боюсь, Куты были невежливы с ним.
Макдональду наплевать на гудки даже самого большого в мире паровоза. А что
собой представляет леди Кут?
Лорд Катерхэм задумался над ответом.
