– Я должен был предвидеть все это, когда женился, – продолжил лорд Уильям, – но я верил в ваше благоразумие и здравый смысл! Глупец! Все вы – жалкие рабыни своей похоти. «О, женщины, вам имя – вероломство!» – процитировал его светлость. – Слабый пол, чего от вас ждать? Поначалу я не поверил Брейсуэйту, но чем больше размышлял об этом, тем яснее понимал, что он не лжет. Вы прелюбодействовали с грязным ублюдком Шарпом, вы провоняли его мерзким потом!
– Умоляю, довольно…– прошептала Грейс.
– Отчего же? Вы призываете меня замолчать, а ведь это именно вы нанесли мне оскорбление. Вы сполна насладились этим безмозглым скотом, так разве я не заслужил маленького удовольствия?
Лорд Уильям снова поднял пистолет, но внезапно корабль потряс сильнейший удар, и его светлость инстинктивно пригнул голову. Удары все продолжались. Гнев лорда Уильяма мгновенно сменился страхом. Он с ужасом уставился в потолок, словно ожидая, что тот разверзнется прямо над его головой. Фонари закачались, трюм заполнил грохот, а пушки все гремели.
Звук, который Шарп услыхал с нижней палубы, был звуком падения грот-мачты «Ревенана», рухнувшей поперек обоих кораблей. Французы не преминули воспользоваться мачтой как еще одним мостом на палубу противника. Канониры «Пуссели» оставили пушки и, вооружившись абордажными саблями, ганшпугами, прибойниками и пиками, бросились оборонять свой корабль. Капитан Ллевеллин привел с юта морских пехотинцев, которые встретили французов на сходнях правого борта. С дюжину нападающих пытались добраться по сходням до кормы «Пуссели». Еще больше неприятелей, размахивая абордажными саблями и громко вопя, толпились на шкафуте. Их внезапная атака увенчалась успехом – неприятелям удалось отвоевать среднюю часть открытой палубы. Французский офицер в очках выбрасывал за борт прибойники и банники. По мостам из поваленной грот-мачты и рей на помощь французам спешило пополнение.
Команда «Пуссели» пошла в контратаку. Матросы крушили ганшпугами черепа французов, пронзали неприятелей пиками. Шарп стоял на баке с длинной абордажной саблей в руке. Он рубанул одного противника, увернулся от удара другого и ответным выпадом насадил француза на острие. Вытащив саблю, Шарп взмахнул окровавленным лезвием, отбросив новых нападающих. Громадный бородач замахнулся топором, и Шарп еле успел увернуться, про себя удивившись длине замаха. Нога поскользнулась в луже крови, и Шарп упал назад, тут же крутнувшись в сторону, чтобы избежать удара. Лезвие топора расплющило доски палубы в дюйме от его головы. Шарп сделал выпад, пытаясь уколоть руку противника острием, и, снова увернувшись от удара, перекатился на левый бок. Бородатый француз пнул Шарпа в бедро, выдернул топор и в третий раз занес его над головой противника. Однако нанести смертельный удар он не успел – в живот француза вонзилась пика. Задира с ревом бросился на бородача, выхватил топор у него из рук и устремился дальше. Шарп поднялся на ноги и последовал за чернокожим гигантом. Поверженный бородач с пикой, застрявшей в кишках, упал и забился в предсмертной судороге.
Теперь на шкафуте и поваленной грот-мачте толпилось уже три десятка французов, но выстрел карронады разнес врагов в клочья. Единственный оставшийся в живых захватчик спрыгнул на палубу «Пуссели», но подоспевший Задира рубанул его топором между ног. Такого вопля Шарпу не довелось слышать за весь этот день. Французский офицер без шляпы и со следами пороха на лице повел французов в новую атаку. Задира выбил саблю из рук офицера и с такой силой заехал ему в лицо кулаком, что противник отлетел назад. И тут на французов с воплями обрушились британские канониры.
Пушки внизу продолжали греметь, терзая и калеча деревянные борта кораблей. Капитан Чейз сражался на открытой палубе, возглавив матросов, защищавших корму. Морские пехотинцы Ллевеллина отвоевали сходни и с мушкетами в руках охраняли рухнувшую мачту. Успевшие перебраться на палубу «Пуссели» французы оказались в ловушке. Задира размахивал топором, резкими и точными ударами круша неприятеля направо и налево. Шарп удерживал противника под сходнями у борта. Француз бросился на него с саблей в руках, но не смог отбить ответный выпад и, прочтя свой приговор на суровом лице красномундирника, рухнул за борт. Волна качнула корабли, на миг их корпуса прижались друг к другу – снизу донесся вопль. На шкафуте кипел яростный бой, и никто не обращал внимания на стоны попавших под огонь карронады французов. Чтобы вывести пушки «Пуссели» из строя, офицер в очках подбирал и выбрасывал за борт прибойники, пока в голову ему не вонзился топор, брошенный рукой Задиры. После этого ярость сражающихся немного утихла. Возможно, британцы расслышали крик Чейза, велевшего им остановиться. Оставшиеся в живых французы сдавались.
– Забрать у них оружие! – велел капитан.
Пленных французов отвели на корму.
– Внизу они мне не нужны, – заявил Чейз, – чего доброго, натворят там бед, а здесь из них выйдут неплохие мишени. – Заметив Шарпа, капитан прищурился. – Ну и как, понравилось воевать со мной?
– Да уж, денек выдался жаркий, сэр, – отвечал Шарп. Затем махнул рукой Задире. – Ты спас мне жизнь, – произнес он.
Чернокожий гигант удивился.
– Да я и не заметил вас, сэр!
– Ты спас мне жизнь, – упрямо повторил Шарп. Задира торжествующе рассмеялся.
– Сегодня мы им задали! Смотрите, почти никого не осталось!
– Ничего, на наш век еще хватит, – промолвил Чейз, затем сложил ладони у рта и прокричал: – Все к пушкам! Живо! Мистер Коллиа! Вы весьма обяжете меня, если поищете запасные прибойники и банники. Все к пушкам!
Словно кулачные бойцы, что отдали поединку все силы, но ни один не желал признавать поражения, два корабля насмерть вцепились друг в друга. Шарп вместе с Чейзом забрался на шканцы. К западу кипел бой, там сражалось не меньше дюжины кораблей. К югу – еще столько же. Океан был усеян обломками. Корабли с молчащими пушками, лишившись мачт, тихо дрейфовали от места сражения. Пять или шесть пар сцепились, как «Пуссель» и «Ревенан», продолжая обстреливать друг друга. Громада «Сантисима Тринидад» лишилась фок-мачты и половины бизань-мачты, но ее продолжали атаковать британские линкоры. Завеса порохового дыма протянулась на добрых две мили. Небо на северо-западе темнело. Некоторые французские и испанские корабли не осмеливались вступить в бой и обстреливали противника издали, рискуя попасть в своих. Самые тихоходные британские линкоры только вступали в сражение и открывали орудийные порты, готовясь добавить свою долю смертоносного металла в общую бойню.
Монморан поймал взгляд Чейза и пожал плечами, словно неудача его команды значила для капитана очень мало. На открытой палубе «Ревенана» собирались свежие силы, готовые снова броситься на абордаж. Под прикрытием полуюта Шарп разглядел капитана Кромвеля. Шарп выхватил мушкет у стоящего рядом пехотинца и прицелился, но хитрый Пекьюлиа тут же отступил назад. Шарпу ничего не оставалось, как вернуть мушкет пехотинцу. Среди обломков Чейз отыскал рупор.
– Капитан Монморан, советую вам сдаться, пока мы не уничтожили всех ваших людей!
