– Самодовольство! – с оскорбительной резкостью
воскликнул Тед Латимер.
– Самодовольство?.. – с сомнением, без оттенка
раздражения произнесла Мери, пытаясь разумно и здраво оценить это
обвинение. – Да, – согласилась она. – Я понимаю, возможно, мы
производим именно такое впечатление.
– Именно такое. Вы пользуетесь всеми благами жизни и
воспринимаете их как должное. Вы счастливы и высокомерны в вашем маленьком,
замкнутом мирке, недоступном для простых людей. Вы смотрите на нас с
презрением, как на стадо диких животных!
– Мне жаль, что вы так считаете, – сказала Мери.
– А разве я сказал неправду?
– Нет, не совсем. Возможно, мы излишне самонадеянны,
глупы и прозаичны, но в том нет злого умысла. Признаюсь, я сама привыкла ко
всем этим светским условностям и внешне, должно быть, произвожу впечатление
чопорной, самодовольной дамы, выражаясь вашим языком. Но вы знаете, на самом
деле под этой маской скрывается вполне живое лицо. В данную минуту, например,
мне очень жаль вас, потому что я чувствую, что вы несчастны. И мне хотелось бы
как-то помочь вам.
– Ну, если вы говорите правду, то это очень мило с
вашей стороны.
– Вы давно любите Кей? – немного помолчав,
спросила Мери.
– Довольно давно.
– А она?
– Я полагал, что да… пока не появился Стрендж.
– И вы никак не можете забыть ее? – мягко спросила
Мери.
– Я думал, это очевидно.
– Возможно, вам лучше уехать отсюда? – после
минутной паузы нерешительно и тихо сказала Мери.
– А что это изменит?
– Мне кажется, здесь вы будете чувствовать себя еще
более несчастным.
Он взглянул на нее и рассмеялся.
– Вы удивительное существо, – сказал он. – Но
вам слишком мало известно о повадках животных, обитающих вне вашего замкнутого
мирка. Они живут надеждой. Скоро могут произойти самые невероятные события.
– Какие события? – резко спросила Мери.
Он рассмеялся:
– Поживем – увидим.
8
Переодевшись, Одри пошла прогуляться по пляжу в сторону
скалистой гряды, прямо напротив которой на другом берегу реки стоял Галлс-Пойнт
в своем белоснежном спокойствии; на одной из этих уходящих в воду скал сидел
Томас Ройд и попыхивал своей трубкой.
Когда Одри была уже совсем близко, Томас повернул голову, но
не сдвинулся с места. Она, не сказав ни слова, опустилась на скалу рядом с ним.
Они молча сидели рядом – это было уютное, понимающее молчание двух людей,
которые давно и хорошо знают друг друга.
– Каким близким кажется наш дом! – наконец сказала
Одри, нарушая тишину.
Томас глянул за реку на Галлс-Пойнт.
– Да, мы могли бы вернуться туда вплавь.
– Только не сейчас, не во время отлива. У Камиллы
когда-то служила одна девушка. Она очень любила поплавать и легко переплывала
на этот берег и обратно, когда течение было нормальным. Например, если уровень
воды очень высок или, наоборот, очень низок, то все в порядке, но когда
начинается отлив, то течение со страшной силой сносит тебя прямо в море. Так с
ней и случилось однажды. Слава богу, она не потеряла голову от страха и сумела
нормально выбраться на берег у Галлс-Пойнта, хотя, конечно, совершенно
обессиленная.
– Не знаю, по-моему, сейчас течение довольно слабое.
– Да, возле этого берега. Но на той стороне оно гораздо
сильнее. Особенно под теми скалами. В прошлом году один бедняга пытался там
покончить счеты с жизнью. Он бросился вниз со Старк-Хеда, но, не долетев до
воды, повис на дереве, и его спасла береговая охрана.
– Вот бедолага, – сказал Томас. – Держу пари,
что он не поблагодарил их. Должно быть, жизнь ему изрядно осточертела, раз он
решился на самоубийство. Так нет же, его безжалостно возвращают обратно.
Наверное, он в очередной раз почувствовал себя одураченным.
– А может, сейчас он одумался и даже рад, что все
случилось именно так, – мечтательно сказала Одри.
Она рассеянно размышляла о том, где может быть сейчас этот
человек, чем он занимается.
Томас запыхтел своей трубкой и, чуть повернув голову, скосил
глаза на Одри. Он отметил серьезное, отстраненное выражение ее лица и взгляд,
устремленный за реку. Скользнул взглядом по темно-русым ресницам, отбрасывавшим
легкую тень на ее щеки, по ее маленькой изящной ушной раковинке с большой
сережкой.
Это вдруг напомнило ему о ее вчерашней потере.
– Да, кстати, – сказал он, – я нашел сережку,
которую ты вчера потеряла.
Он порылся в кармане и, выудив сережку, положил ее на
протянутую ладонь Одри.
– О, какой ты молодец, где ты отыскал ее? На балконе?
– Нет. Она валялась возле лестницы. Должно быть, ты
потеряла ее, когда спускалась на ужин. Я заметил, что за столом ты была уже без
нее.
– Я рада, что она нашлась, – сказала Одри,
покачивая на ладони металлическое кольцо.
Томас подумал, что эта серьга слишком уж большая и грубая
для такого ушка. И те, что были на ней сегодня, тоже казались довольно
массивными.
– Ты не снимаешь свои украшения, даже когда плаваешь.
Не боишься потерять их окончательно?
– Но ведь это дешевые безделушки. Я не люблю появляться
без сережек из-за шрама.
Она коснулась пальцами левого уха.
– Ах да, я помню эту историю, – сказал
Томас. – Тебя укусил старина Бонсер, нахал и громадина.
Одри кивнула.
Они помолчали, оживляя детские воспоминания. Одри Стендиш –
это была ее девичья фамилия, – высокая, длинноногая девочка, зарылась лицом
в пушистой шерсти бедняги Бонсера, который умудрился где-то поранить лапу. И
пес, скуля от боли, довольно сильно ее укусил. Тогда ей даже зашивали ухо. Но
сейчас от шрама остались одни воспоминания – только крошечный тонкий рубчик.
– Моя милая девочка, – сказал Томас, – этот
след едва заметен. Почему ты так переживаешь?
Одри помедлила и потом ответила с очевидной искренностью:
– Потому что… потому что я просто терпеть не могу любые
недостатки.
Томас понимающе кивнул. Такое объяснение вполне соответствовало
его представлению об Одри. Ей всегда было свойственно стремление к
совершенству. В сущности, она действительно достигла совершенства как внешне,
так и внутренне.
