– Да, именно это и доводит человека до бешенства. Все
всё знают – и вы, и доктора, все в этом мире! И все постоянно вмешиваются!
Словно они действительно знают, что лучше для других людей. Я пытался покончить
с собой. Вам ведь это известно, не так ли?
Она кивнула.
– Мне захотелось спрыгнуть с этой чертовой скалы, и это
мое личное дело, оно никого не касается. Я покончил счеты с жизнью. Я потерял
все и желал только смерти.
Тихо прищелкнув языком, она посмотрела на него
рассеянно-сочувствующим взглядом. Это был всего-навсего очередной пациент. И ее
умиротворяющая миссия состояла в том, чтобы дать ему выговорить, выплеснуть
накопившееся раздражение.
– Почему я не вправе покончить с собой, если я сам хочу
этого? – требовательно спросил Мак-Виртер.
– Потому что это плохо, – совершенно серьезно
сказала сиделка и с сомнением посмотрела на него. Ее собственные убеждения остались
непоколебимыми, но ей явно не хватало слов, чтобы объяснить свой ответ. –
Э-э… я имею в виду, – неуверенно продолжила девушка, – самоубийство –
большой грех. Бог дал вам жизнь, и вы должны жить, независимо от того, хотите
вы этого или нет.
– Почему вы так решили?
– Ну, ведь у вас, наверное, есть близкие и родные,
которые нуждаются в вас.
– Ошибаетесь. О моей смерти в этом мире не заплакала бы
ни одна живая душа.
– У вас нет родственников? Ни матери, ни сестер –
никого?
– Никого. У меня была жена, но и она ушла к другому. И
поступила, как я считаю, исключительно благоразумно! Она поняла, что я полный
неудачник.
– А друзья? Неужели у вас нет друзей?
– Нет, никого у меня нет. Я стал замкнутым и
необщительным типом. Послушайте, я кое-что расскажу. Когда-то я был веселым и
открытым парнем. У меня была хорошая работа и симпатичная жена. Потом произошла
одна дорожная авария. Машину вел мой шеф, а я ехал вместе с ним. Он попросил
меня подтвердить, что на момент аварии скорость машины не превышала тридцати
миль. Но это было не так. Мы шли примерно на пятидесяти. В сущности, никто
особо не пострадал, и мое свидетельство только помогло бы ему получить
страховку. Короче говоря, я отказался подтвердить его слова. Это была бы ложь.
А я не хотел лгать.
– Что ж, вы были совершенно правы, – сказала
сиделка. – Вы поступили очень хорошо.
– Вы так полагаете? Однако это глупое упрямство стоило
мне работы. Мой шеф страшно разозлился и позаботился о том, чтобы я больше
никуда не смог устроиться. Потом моей жене надоело смотреть, как я бездельничаю
и безрезультатно слоняюсь в поисках заработка, и она ушла от меня к человеку,
которого я считал своим другом. Он-то, разумеется, все делал правильно и
отлично продвинулся по службе. А я был уже не в состоянии сопротивляться и
постепенно скатывался все ниже. Пристрастился к выпивке, и это, конечно, только
усугубило мое положение. В итоге я опустился до грузчика, надорвался и попал в
больницу. Доктор сказал, что теперь я не смогу поднимать тяжести. В общем, я
понял, что в этой жизни мне уже ничего не светит. Из такой ситуации был
единственный, ясный и самый легкий, выход. Лучше всего было покончить с собой.
Моя никчемная жизнь не нужна ни мне, ни кому-нибудь другому.
– Вы не можете этого знать, – тихо проронила его
молоденькая собеседница.
Мак-Виртер рассмеялся. Он заметно повеселел. Развеселило его
ее простодушное упрямство.
– Милая девочка, кому я нужен?
Она смущенно сказала:
– Кто знает!.. Возможно, придет время…
– Придет время? У меня не осталось времени. Я надеюсь,
вторая попытка будет более удачной.
Сиделка решительно тряхнула головой.
– Нет-нет! – возразила она. – Теперь вы уже
не сможете покончить с собой.
– Как интересно! Почему не смогу?
– Обычно… они так не делают…
Он удивленно посмотрел на нее. «Они так не делают…» Похоже,
он принадлежал к некоему общему типу потенциальных самоубийц. Мак-Виртер открыл
было рот, чтобы высказать резкий протест, но его вдруг остановила природная
честность.
А будет ли вторая попытка? Действительно ли он намерен это
сделать?
Внезапно он осознал, что не испытывает никакого желания
покончить с собой. Неожиданный подъем настроения был ему совершенно непонятен.
Возможно, истинная причина крылась в том профессиональном
знании, которым поделилась с ним эта медсестра. У самоубийц не бывает вторых
попыток…
И все-таки у него возникло желание переубедить ее,
коснувшись этической стороны данного вопроса.
– В любом случае я вправе как угодно распоряжаться
собственной жизнью.
– Нет-нет. У вас нет такого права.
– Но почему же нет, моя милая девочка, почему?
Она смущенно вспыхнула и сказала, теребя пальцами золотой
крестик, висевший у нее на шее:
– Разве вы не понимаете? Вы можете понадобиться Богу!
Мак-Виртер пораженно посмотрел на нее. Ему не хотелось
разрушать ее наивную, детскую веру.
– Видимо, вы полагаете, – насмешливо сказал
он, – что в один прекрасный день мне удастся остановить взбесившуюся
лошадь и спасти от смерти золотоволосого малыша? Ведь вы именно это имели в
виду?
Она отрицательно покачала головой и заговорила с пылкой
убежденностью, неловко пытаясь объяснить ему то, что так ясно и четко
чувствовала в глубине души:
– Возможно, вам совсем не обязательно что-то делать…
Может, вы просто должны быть где-то, в каком-то определенном месте, в
определенное время, которое вам пока неизвестно… Ох, я не могу этого объяснить,
я не знаю, как сказать… Ну, к примеру, вы можете просто… просто идти по улице и
совершенно случайно сделать что-то ужасно важное… И возможно, вы даже сами не
заметите, что сделали…
Эта рыжеволосая юная сиделка была родом с западного
побережья Шотландии, и, вероятно, кто-то из ее предков обладал даром
предвидения.
Возможно, смутно и неосознанно она видела перед своим
мысленным взором какого-то человека, поднимавшегося в гору сентябрьским
вечером, чтобы спасти от смерти некое человеческое существо…
14 февраля
Единственным звуком, который нарушал тишину комнаты, был
скрип пера, одинокая человеческая фигура склонилась над столом, покрывая лист
бумаги четкими, аккуратными строчками.
Никому больше не суждено будет прочесть слова, написанные
сейчас на этих листах. А если бы это все же случилось, люди, вероятно, не
поверили бы собственным глазам. Ибо это было обстоятельное и подробное описание
убийства, некий ужасный план, разработанный до мельчайших деталей.
