С севера, где продолжалась атака, доносился сплошной грохот артиллерийских батарей, винтовочных и мушкетных выстрелов. Им вторили пушки, поддерживающие их атаку. Снаряд взорвался у самых камней, осколки застучали градом. Француз, прятавшийся среди скал, медленно привстал, его синий мундир на глазах пропитывался кровью – и рухнул, как срубленный.
- Стрелять точно! – заорал Шарп стрелкам.
В суматохе боя легко забыться и потратить пули впустую, а они теперь так близко, что видно засевших между скал лягушатников. Хэгмэн выстрелил, взял заряженную Перкинсом винтовку и выстрелил снова. Мушкеты между камней отплёвывались дымом. Господи, какие упрямцы! Стрелки приблизились ещё на десять шагов, стали на колени, выстрелили и перезарядили. Ещё один португалец ранен, на сей раз в плечо, упал и покатился по склону вдоль отрога. Пуля пробила кивер Шарпа, и он свалился с головы и повис на шее на шнурке. Харпер выстрелил из винтовки и сорвал с плеча семистволку, готовясь по первому приказу ринуться в рукопашную. Шарп обернулся и увидел, что Висенте практически наступает ему на пятки.
- Разрешите дать один залп, – промолвил португалец.
- Стрелки! – прокричал Шарп. – Лечь!
Стрелки попадали наземь, а сам он отступил назад, к португальской шеренге. Висенте остановил своих людей:
- Приготовиться!
Приказы, в качестве уступки британским офицерам-союзникам, в португальской армии отдавались на английском.
- Огонь! – скомандовал Висенте.
Громыхнул залп, окутывая всё вокруг дымом, одновременно выстрелили обе пушки, и над позициями французов пролился адский ливень пуль, осколков и крови.
- Зарядить! – выкрикнул Шарп и ринулся вперёд.
Слева бежал прапорщик Илифф с обнажённой сабелькой. Идя в атаку, португальцы закричали что-то непонятное, но явно исполненное ненависти к врагу. Для неё как раз настало время, для ненависти, ярости, насилия и гнева. Скалы впереди изрыгнули облака порохового дыма – это французы начали стрелять в ответ. Позади Шарпа кто-то вскрикнул. Шарп оглянулся и увидел рядом неуклюже бегущего Харпера. Они были уже в десяти шагах от скал, когда прямо перед ними встали, целясь из мушкетов, несколько французов во главе с офицером.
Залповое ружьё Харпера болталось где-то на уровне бедра, но он инстинктивно спустил курок, и семь пуль проделали прореху в центре короткой шеренги противника. Офицера отбросило назад, а остальные, более напуганные грохотом, который издала семистволка, чем, собственно, пулями, кинулись бежать. Один или двое успели выстрелить, но Шарпа, успевшего уже вскочить на камни, ни одна пуля не задела. Вольтижёры убегали, спускаясь по крутым склонам отрога. Офицер, раненый выстрелом Харпера, выкрикивал приказы, пытаясь остановить их и повернуть их лицом к врагу. Шарп заставил его замолчать, оглушив ударом тупой стороной палаша. Португальцы, стрелки и красномундирники карабкались за ним по камням, отчаянно пытаясь окружить французов и не дать им уйти. Нерасторопных взяли в штыки. И нападавшие, и убегавшие вопили. Сержант, видя, что скрыться не удастся, развернулся к врагу лицом и сделал выпад штыком в сторону Харпера. Ирландец отбил его семистволкой и нанёс ему кулаком такой удар в челюсть, что француз рухнул, словно сражённый девятифунтовым ядром. Для верности Харпер ещё приложил его прикладом в лоб.
Несколько французов не решились спускаться по крутому восточному склону и оказались в ловушке.
- Сложите оружие! – прокричал им Шарп, но по-английски они не понимали и ощетинились штыками.
Шарп отбил нацеленный в его сторону ствол мушкета с тяжёлым штыком и ткнул остриём палаша в живот противника, крутанул, чтобы клинок не застрял в теле, вырвал. Кровь хлынула на камни, он поскользнулся, услышав над ухом мушкетный выстрел, ударил другого француза. Рядом Висенте срубил своим палашом капрала. Шарп вспрыгнул на камень, увидел француза на самом краю отрога, ткнул клинком его в спину – и несчастный словно нырнул с утёса. Через секунду далеко снизу послышался глухой удар, словно мешок с мусором сбросили с крыши на каменную мостовую.
Наступила благословенная тишина, нарушаемая сотрясающей окрестности артиллерийской канонадой на севере. Французы убегали вниз по склону, подстёгиваемые выстрелами из винтовок, и португальцы из отряда Висенте победно завопили.
- Сержант Харпер! – позвал Шарп.
- Сэр?- отозвался Харпер, не прерывая своего занятия (он споро шарил по карманам мёртвого француза).
- Доложите о потерях.
Французский снаряд, не причинив никому вреда, взорвался где-то ниже по склону. Шарп вытер лезвие о синий мундир, вложил в ножны. Внезапно навалилась сильнейшая усталость. Он сел на камень, съел припасённую к обеду колбасу, попытался привести в порядок свой пробитый пулей кивер, но бросил это занятие и надел его, как есть. Удивительно, но несколько минут назад, во время атаки он и не вспоминал о своих помятых рёбрах, а теперь боль вернулась. У самых его ног лежал мёртвый вольтижёр с коротенькой сабелькой, от которых французские стрелки вроде бы давно отказались, потому что ими можно было разве что рожь жать. На теле не было видно ран, словно француз умер какой-то совершенно мирной, ненасильственной смертью. Решив, что негодяй притворяется, Шарп ткнул его носком ботинка, но тот не отреагировал. По глазу вольтижёра поползла муха, и Шарп решил, что он точно умер.
Через камни к нему пробрался Харпер.
- Мистер Илифф, сэр…
- Что с ним?
- Убит, сэр, – доложил Харпер. – А на остальных ни царапины.
- Илифф убит? - Шарп почему-то не ощущал полагающегося в этом случае сожаления.
- Он ничего не почувствовал, сэр. – Харпер ткнул себя пальцем в лоб, показывая, куда угодила пуля. - Наповал.
Шарп выругался. Ему не нравился Илифф, но в бою мальчишка вёл себя храбро. Перед боем он трусил, трусил настолько, что его выворачивало, но лишь только над головой засвистели пули, он забыл свой страх, и это было замечательно. Шарп подошёл к убитому, снял кивер. На лице прапорщика Илиффа застыло странно удивлённое выражение.
- Из него вышел бы хороший солдат, – сказал Шарп, и его солдаты закивали, соглашаясь.
Сержант Рид и ещё четверо солдат понесли тело прапорщика к батальону. Лоуфорда это не порадует. И почему только эта пуля не попала в Слингсби? Вот бы вольтижёры сделали доброе дело… И какого чёрта он сам выстрелил мимо? Шарп устал так, словно дрался день напролёт, но, глянув на ещё низко стоящее на небе солнце, он сообразил, что всё ещё было утро. В Англии кое-кто ещё и позавтракать не успел. «Всё же жаль Илиффа», - подумал Шарп, отхлебнул воды из фляги и принялся ждать, вслушиваясь в канонаду.
- Начали! – крикнул генерал Кроуфорд, и два батальона встали, появившись перед французами, словно выросли из-под земли. – Десять шагов вперёд!
Солдаты быстро пошли навстречу противнику, поднимая заряженные мушкеты.
- Пятьдесят второй! – воззвал Кроуфорд голосом, в котором слышались гнев и ярость. – Мстим за Мура!
