Я спросил:
– Какие у вас планы относительно Меган?
– Меган? – Он выглядел весьма озадаченным. –
Ну, она будет жить дома. Я хочу сказать – естественно, это же ее дом.
Моя бабушка, очень меня любившая, частенько напевала под
гитару старомодные песенки. Одна из них, как я помнил, заканчивалась так:
Девица моя, не забудь меня,
Без дома и доли я,
Нет места мне и в краю родном,
Живу лишь в сердце твоем.
Я пошел домой, напевая эту песню.
Эмили Бэртон пришла сразу после того, как стол прибрали
после чая. Она хотела поговорить о саде. Мы гуляли в саду с полчаса. Затем
вернулись в дом.
Войдя, она спросила, понизив голос:
– Я надеюсь, что это дитя… что она не слишком потрясена
всем этим?
– Смертью ее матери, вы хотите сказать?
– Да, конечно. Но я скорее имела в виду то… то
нехорошее, что произошло прежде.
Я был озадачен. Мне хотелось понять чувства мисс Бэртон.
– Что вы думаете обо всем этом? Что это – правда?
– О, нет, нет, безусловно, нет. Я совершенно уверена,
что миссис Симмингтон никогда… что она не могла… – Маленькая Эмили Бэртон
порозовела и сконфузилась. – Совершеннейшая неправда – хотя, конечно, это
может быть карой.
– Карой? – изумленно переспросил я.
Эмили Бэртон была такая розовая, так похожа на дрезденскую
пастушку…
– Я не могу избавиться от чувства, что все эти страшные
письма, все горе и страдание, которые они приносят, могут быть посланы с
определенной целью.
– Конечно, их посылают с определенной целью, –
мрачно сказал я.
– Нет-нет, мистер Бартон, вы меня неправильно поняли. Я
говорю не о том заблуждающемся создании, которое их пишет, – это, должно
быть, кто-то ужасно одинокий. Я имею в виду, что это допущено Провидением!
Чтобы пробудить в нас ощущение нашего несовершенства.
– Наверное, – сказал я, – Всемогущий мог бы
выбрать более привлекательное орудие.
Мисс Эмили прошептала, что пути Господни неисповедимы.
– Нет, – сказал я. – Слишком уж сильна в нас
склонность приписывать Господу то зло, которое человек творит по своей воле. Я
могу еще допустить, что это дьявол. Богу нет необходимости наказывать нас, мисс
Бэртон. Мы так часто наказываем себя сами.
– Я не в состоянии понять: почему люди хотят совершать
подобные поступки?
Я пожал плечами:
– Уродливый склад ума.
– Это кажется весьма печальным.
– Это не кажется мне печальным. Это кажется мне
истинным проклятьем. И я не намерен извиняться за это слово. Я хотел сказать
именно это.
Краска отлила от щек мисс Бэртон. Они побелели.
– Но почему, мистер Бартон, почему? Что за удовольствие
может кто бы то ни было получить от такого?
– Ни вам, ни мне тут ничего не понять, и слава богу.
Эмили Бэртон понизила голос:
– Ничего подобного здесь никогда прежде не случалось –
никогда на моей памяти. Здесь всегда было такое счастливое маленькое селение.
Что бы сказала моя дорогая матушка? Да, следует быть благодарной богу, что она
избежала всего этого.
Я подумал, что, судя по тому, что я слышал, старая миссис
Бэртон была достаточно крепкой и вполне способной наслаждаться подобной
сенсацией.
Эмили продолжала:
– Все это глубоко огорчает меня.
– А вы не… э-э… вы сами не получали писем?
Она густо покраснела.
– О нет… о нет, конечно. О! Это было бы ужасно!
Я поспешно извинился, но все же она ушла очень расстроенной.
Я проводил ее и вернулся в дом. Джоанна стояла в столовой,
возле камина, который только что разожгли, поскольку вечера были все еще
холодноваты. Она держала в руках вскрытое письмо.
Когда я вошел, сестра быстро обернулась.
– Джерри! Я нашла это в почтовом ящике – его кто-то
принес, не почтальон. Оно начинается так: «Ты, раскрашенная проститутка…»
– И что там еще говорится?
Джоанна состроила гримасу.
– Все те же старые мерзости.
Она бросила письмо в огонь. Быстро, хотя это могло повредить
моей спине, я выхватил бумагу из камина, прежде чем она успела загореться.
– Не надо, – сказал я. – Нам оно пригодится.
– Пригодится?
– Для полиции.
…Лейтенант Нэш прочел письмо от начала до конца. Затем
поднял глаза и спросил:
– Оно выглядит так же, как предыдущее?
– Думаю, да… насколько я помню.
– Те же различия между надписью на конверте и
собственно текстом?
– Да, – сказал я. – Адрес был отпечатан на
машинке. А само письмо составлено из типографских слов, наклеенных на лист
бумаги.
Нэш кивнул и сунул письмо в карман. Затем сказал:
– Я надеюсь, мистер Бартон, вы не откажетесь пойти со
мной в полицейский участок? Мы могли бы устроить небольшое совещание, а в
результате сэкономить довольно много времени.
– Конечно, – сказал я. – Вы хотите, чтобы я
пошел прямо сейчас?
– Если не возражаете.
Полицейский автомобиль стоял у дверей. Мы поехали на нем.
Я спросил:
– Вы полагаете, вам удастся отыскать автора?
Нэш кивнул со спокойной уверенностью:
– О да, мы найдем автора. Это вопрос времени и техники.
Такие дела расследуются медленно, но почти наверняка. Весь смысл в том, чтобы
сузить круг подозреваемых.
– Отсекая их одного за другим?
– Да. Шаблонное занятие.
– И наблюдение за почтовыми ящиками, да? И проверка
пишущих машинок и отпечатков пальцев, и все такое?
Он улыбнулся.
– Все так, как вы говорите.
В полицейском участке я обнаружил Симмингтона и Гриффитса.
Меня представили высокому человеку с худым лицом, в штатском костюме –
инспектору Грэйвсу.
– Инспектор Грэйвс, – объяснил Нэш, – прибыл
из Лондона к нам на помощь. Он специалист по делам с анонимными письмами.
