Джоанна смущенно сказала:
– Но почему же и не прийти кому-то к вам на чай?
Джоанна потом сказала мне, что при этих словах Патридж
выпрямилась, и вид у нее был весьма грозный, когда она ответила:
– Ничего подобного нет в правилах этого дома, мисс.
Старая миссис Бэртон никогда не позволяла визиты на кухню, исключая наши
собственные выходные дни, – тогда нам разрешалось приглашать наших
приятелей, вместо того чтобы самим ходить куда-то, но в других случаях, в
обычные дни, – никогда. И мисс Эмили придерживается прежнего.
Джоанна всегда очень добра к слугам, и большинство из них ее
любят, но ей никак не удавалось растопить лед в отношениях с Патридж.
– Нехорошо, моя девочка, – сказал я, когда Патридж
ушла и Джоанна вышла ко мне. – Твои симпатии и мягкость не оценены. Для
Патридж хороша лишь старая добрая властность и то, что прилично в доме джентльмена.
– Я никогда не слышала о такой тирании, чтобы
запрещалось даже пригласить друзей, – сказала Джоанна. – Все это
очень мило, Джерри, но не может же им нравиться, что с ними обращаются, как с
черными рабами?
– Очевидно, им нравится, – сказал я. – По
крайней мере, нравится женщинам типа Патридж в этом мирке.
– Не представляю, почему она меня не любит. Большинство
людей относятся ко мне хорошо.
– Возможно, она презирает тебя из-за того, что ты не
настоящая домохозяйка. Ты никогда не возлагаешь руки на полки и не устраиваешь
проверок на предмет наличия следов пыли. Ты никогда не заглядываешь под
половики. Ты никогда не спрашиваешь, куда подевались остатки шоколадного суфле,
и ты никогда не заказываешь хороший хлебный пудинг.
– Ух! – воскликнула Джоанна. И печально
продолжила: – У меня весь день неудачи. Наша Айми презирает меня за незнание
огородных дел. Патридж относится ко мне пренебрежительно за то, что я отношусь
к ней по-человечески. Я сейчас пойду в сад и буду есть червяков.
– Меган уже там, – сказал я.
Действительно, Меган несколько минут назад проскользнула
мимо нас и теперь стояла бесцельно посреди маленькой лужайки, похожая на
задумчивую птичку, ожидающую корма.
Но вот она обернулась к нам и резко сказала:
– Мне кажется, я должна сегодня вернуться домой.
– Что? – обеспокоенно переспросил я.
Покраснев, она продолжила нервно и убежденно:
– Вы были ужасно добры, пригласив меня, и я полагаю,
что я страшно вам досаждала, мне у вас нравится, но теперь я должна вернуться,
потому что… ну, все-таки это мой дом, и никто не может надолго уходить из дома,
и потому, я думаю, я отправлюсь обратно сегодня.
Оба мы, Джоанна и я, пытались заставить ее переменить
решение, но она оказалась тверже алмаза, и в конце концов Джоанна вывела
автомобиль, и Меган через несколько минут спустилась по ступенькам со своим
вновь упакованным багажом.
Единственным человеком, выглядевшим довольным, была Патридж,
и на ее мрачном лице даже появилось нечто вроде улыбки. Ей никогда не нравилась
Меган.
Когда Джоанна вернулась, я стоял в центре лужайки.
Джоанна спросила, не думаю ли я, что я – солнечные часы.
– Почему?
– Ты стоишь тут как садовое украшение. Кто-нибудь
вполне мог бы написать на тебе девиз, как на солнечных часах. Ты мрачен как
гроза!
– Я не расположен шутить. Сначала Айми Гриффитс…
– Помилуйте! – прошептала Джоанна. – Я же
должна поговорить об этих овощах!..
– …потом эта выходка Меган. Я-то думал о том, чтобы
пригласить ее на прогулку в Лег-Тор.
– При ошейнике и поводке, полагаю? – заметила
Джоанна.
– Что?
Джоанна, огибая угол дома и направляясь к огороду возле
кухни, повторила громко и четко:
– Я сказала: «При ошейнике и поводке, полагаю?» Ты
потерял свою собачку, вот что с тобой случилось!
Глава 4
Должен признаться, у меня вызывала досаду та резкость, с
которой Меган покинула нас. Но, возможно, мы ей просто наскучили.
В конце концов, в «Литтл Фюрц» была не слишком веселая жизнь
для девушки. А дома были мальчишки и Элси Холланд.
Я услышал, что возвращается Джоанна, и поспешно перешел на
другое место, чтобы не давать ей повода повторить нахальное замечание насчет
солнечных часов.
Незадолго до обеда приехал Оуэн Гриффитс; садовник уже ждал
его со всей необходимой огородной продукцией.
Пока старый Адамс загружал овощи в автомобиль, я пригласил
Оуэна в дом – выпить. Остаться к обеду доктор не мог.
Войдя в гостиную с шерри, я обнаружил, что Джоанна вновь
принялась за свои дрянные проделки. Теперь в ней не было ни малейших признаков
враждебности. Она съежилась в уголке дивана и, чуть ли не мурлыкая, задавала
Оуэну вопросы о его работе: нравится ли ему быть врачом общего профиля и не
предпочитает ли он какую-либо специализацию? Она думает, что врачебное дело –
одно из лучших в мире.
Вы бы сказали, что Джоанна – очаровательная, божественная
слушательница. Но после выслушивания такого множества будущих гениев,
рассказывавших ей о своей непонятости, слушать Оуэна Гриффитса было для нее
плевым делом. К тому времени, как мы принялись за третий стаканчик шерри, Гриффитс
рассказал ей о нескольких непонятных случаях и ранениях в таких научных
терминах, что никто не понял бы ни слова, кроме его коллег-медиков.
Джоанна выглядела понимающей и крайне заинтересованной.
Я на какое-то мгновение засомневался. Это было очень дурно
со стороны Джоанны. Гриффитс был слишком хорошим малым, чтобы играть с ним так
легкомысленно и небрежно. Женщины действительно дьяволы.
Впоследствии я оценил осторожный взгляд Гриффитса, его
длинный, волевой подбородок и твердые, упрямо сжатые губы, и моя уверенность в
том, что Джоанна сможет вертеть этим человеком, поугасла. Ну и в любом случае
это дело личное – позволять женщине делать из вас дурачка. Пусть доктор сам
поостережется.
Потом Джоанна сказала:
– Может быть, вы измените решение и останетесь у нас на
обед, доктор Гриффитс?
Гриффитс слегка покраснел и сказал, что он бы с
удовольствием, но сестра будет ждать его возвращения…
– Мы ей позвоним и предупредим, – быстро
предложила Джоанна, тут же вышла в холл и позвонила по телефону.
Вернулась она улыбаясь и сообщила, что все в порядке.
И Оуэн Гриффитс остался на обед и выглядел вполне довольным.
Мы говорили о книгах и пьесах, о мировой политике и о музыке, о живописи, о
современной архитектуре.
