Я прибавил шаг. Потому что стало просто необходимо увидеть
Меган немедленно.
Я вошел в калитку Симмингтонов и приблизился к дому. Ночь
была темной, небо затянули облака. Начал накрапывать дождик. Ничего не было
видно вокруг.
Я заметил полоску света в одном из окон. Маленькая гостиная?
Поколебавшись мгновение-другое, я, вместо того чтобы подойти
к парадной двери, повернул и очень тихо подкрался к окну, скрывшись за большим
кустом и пригнувшись.
Свет пробивался сквозь неплотно задернутые портьеры.
Нетрудно было заглянуть внутрь через щель.
Сцена была удивительно мирной и домашней. Симмингтон в
большом кресле; Элси Холланд, склонившая голову, трудолюбиво латающая
разорванную мальчишечью рубашку.
Мне было так же хорошо слышно, как и видно, поскольку
верхняя часть окна была открыта.
Элси Холланд говорила:
– Я действительно думаю, мистер Симмингтон, что
мальчики достаточно большие для школы с пансионом. Но мне ненавистна даже
мысль, чтобы расстаться с ними. Я так люблю их обоих.
Симмингтон сказал:
– Я думаю, относительно Брайана вы, возможно, и правы,
мисс Холланд. Я решил, что в следующем семестре он начнет учиться в Уинхэйзе –
это моя старая приготовительная школа. Но Колин еще слишком мал. С ним я бы
предпочел подождать до будущего года.
– Да, конечно, я понимаю, что вы имеете в виду. И
Колин, возможно, несколько отстает…
Такой домашний разговор… такая домашняя сцена… и золотая
головка, склонившаяся над шитьем.
Открылась дверь, и вошла Меган.
Она очень прямо стояла в дверном проеме, и я мгновенно
осознал, что она как-то напряжена и взвинчена. Кожа на ее лице была сухой и
натянутой, а глаза сверкали решимостью. Этим вечером в ней не было ни робости,
ни детства.
Она заговорила, обращаясь к Симмингтону, но никак его не
называя (и я вдруг сообразил, что никогда не слышал, чтобы она как-то его
называла. Был ли он для нее отцом, или Диком, или кем-то еще?):
– Я бы хотела поговорить с вами, пожалуйста. Наедине.
Симмингтон выглядел удивленным и, как я себе представил, не
слишком-то обрадовался. Он нахмурился, но Меган стояла на своем с необычной для
нее решимостью.
Она повернулась к Элси Холланд и сказала:
– Вы не против, Элси?
– О, конечно! – Элси Холланд вскочила. Она
выглядела испуганной и немного взволнованной.
Она направилась к двери, и Меган отодвинулась, когда Элси
проходила мимо нее. На мгновение Элси остановилась в дверях, оглядываясь через
плечо. Ее губы были сжаты, она замерла, вскинув одну руку, а другой прижимая к
себе шитье.
Я задержал дыхание, внезапно ошеломленный ее красотой.
Теперь, когда я вспоминаю ее, я часто вижу ее именно такой –
замершей мгновенно, в несравненном, бессмертном совершенстве, вызывающем мысли
об античной Греции.
Затем она вышла, закрыв дверь.
Симмингтон спросил весьма раздраженно:
– Ну, Меган, в чем дело? Чего ты хочешь?
Меган подошла вплотную к столу. Она стояла там, глядя на
Симмингтона. Я снова был поражен решительным выражением ее лица и еще чем-то в
ней… совершенно новым для меня.
Затем ее губы раскрылись и произнесли нечто, пробравшее меня
до мозга костей.
– Мне нужны деньги, – сказала она.
Эта просьба отнюдь не улучшила настроения Симмингтона. Он
резко сказал:
– Неужели ты не могла подождать до утра? В чем дело, ты
думаешь, тебе слишком мало выдают на расходы?
«Прекрасный человек, – подумал я даже тогда, –
готовый выслушать разумные доводы, хотя и не откликающийся на эмоциональные
взрывы».
Меган сказала:
– Я хочу много денег.
Симмингтон выпрямился в кресле. Он холодно сказал:
– Через несколько месяцев ты станешь совершеннолетней.
Тогда те деньги, которые завещала тебе бабушка, будут тебе выданы опекуном.
Меган сказала:
– Вы не понимаете. Я хочу получить деньги от вас. –
Она продолжала, говоря все быстрее: – Никто мне не рассказывал слишком много о
моем отце. Просто не хотели, чтобы я знала о нем. Но я знаю, что он попал в
тюрьму, и знаю почему. За шантаж!
Она помолчала.
– Ну а я – его дочь. И возможно, я на него похожа. В
любом случае я требую дать мне денег, потому что, если вы этого не
сделаете… – Она остановилась, а потом продолжила очень медленно и четко: –
Если вы этого не сделаете, я расскажу, что вы проделали с таблетками в тот день
в комнате моей матери: я это видела.
Наступило молчание. Затем Симмингтон произнес совершенно
неживым голосом:
– Я не знаю, что ты имеешь в виду.
– Я думаю, вы знаете, – сказала Меган.
И она улыбнулась. Это не была добрая улыбка.
Симмингтон встал. Подошел к письменному столу. Достал из
кармана чековую книжку и выписал чек. Он осторожно промокнул чек и вернулся.
Протянул чек Меган.
– Ты уже взрослая, – сказал он. – Я могу
понять твои чувства и желание купить что-нибудь особенное из нарядов и прочего.
Я не знаю, о чем ты говоришь. Я не стану обращать на это внимание. Но вот тебе
чек.
Меган взглянула на чек, потом сказала:
– Спасибо. Мы это продолжим.
Она повернулась и вышла из комнаты. Симмингтон уставился ей
в спину, потом на закрытую дверь, потом он повернулся, и, когда я увидел его
лицо, я совершенно инстинктивно рванулся вперед.
Меня остановили самым экстравагантным образом. Большой куст,
который я заметил у стены, перестал быть кустом. Руки лейтенанта Нэша обвились
вокруг меня, и голос лейтенанта Нэша зашипел прямо мне в ухо:
– Тихо, Бартон! Ради всего святого!
Затем, с бесконечной осторожностью, он дал сигнал к
отступлению, и его рука принудила меня последовать за ним.
Обогнув дом, он выпрямился и отер лоб.
– Конечно, – сказал он, – вы могли вломиться
туда!
– Девочка в опасности, – сказал я
требовательно. – Вы видели его лицо? Мы должны забрать ее оттуда.
Нэш крепко сжал мою руку:
– Вот что, мистер Бартон, извольте слушаться!
Что ж, я слушался. Мне это не нравилось, и все же я уступил.
Но я настоял на том, чтобы остаться здесь, и я поклялся безусловно выполнять
приказы.
