— Этельвольда? — с сомнением спросил я. — Он же пьяница.
— Пьяница или нет, — сказал Эрик, — сакс на троне сделает наше завоевание Уэссекса более приемлемым для саксов.
— И он останется на троне лишь до тех пор, пока будет вам нужен? — усомнился я.
— Лишь до тех пор, пока будет нам нужен, — согласился Эрик.
Священник с большим животом, стоявший на коленях в конце линии пленников, слушал наш разговор. Он уставился на меня, потом на Зигфрида, который заметил его взгляд.
— Куда ты пялишься, дерьмо? — вопросил Зигфрид.
Священник не ответил. Он снова посмотрел на меня, потом уронил голову на грудь.
— Мы начнем с него, — сказал Зигфрид. — Прибьем ублюдка к кресту и посмотрим, умрет ли он.
— Почему бы не позволить ему сразиться? — предложил я.
Зигфрид уставился на меня, гадая, не ослышался ли он.
— Позволить ему сразиться? — переспросил норвежец.
— Остальные пленники тощие, — сказал я, — поэтому их куда легче будет прибить к кресту. А этому толстому надо дать меч и заставить его драться.
Зигфрид издевательски усмехнулся.
— Думаешь, священник может сражаться?
Я пожал плечами, как будто меня не заботило, может он сражаться или нет.
— Мне просто нравится смотреть, как эти толстопузые проигрывают бой, — объяснил я, — и как им вспарывают брюхо. Забавно смотреть, как вываливаются их внутренности.
Говоря все это, я пристально смотрел на священника, и тот снова поднял глаза, чтобы перехватить мой взгляд.
— Я хочу увидеть фут вывалившейся требухи, — жадно заявил я, — а потом наблюдать, как твои собаки пожирают ее, пока священник все еще жив.
— Или заставить его самого сожрать свою требуху! — задумчиво проговорил Зигфрид. Внезапно он ухмыльнулся. — Ты мне нравишься, господин Утред!
— Его будет слишком легко убить, — сказал Эрик.
— Тогда дайте ему что-нибудь, чем он сможет биться, — сказал я.
— Да за что может биться эта толстая свинья-священник? — пренебрежительно спросил Зигфрид.
Я ничего не ответил, но ответ нашелся у Эрика.
— За свою свободу? — предложил он. — Если он победит, всех пленников освободят, а если проиграет, мы распнем всех. Это должно заставить его драться.
Он все равно проиграет, — заметил я.
— Да, но хотя бы попытается, — сказал Эрик.
Зигфрид засмеялся, его развлекла нелепость такого предложения. Полуголый священник, толстопузый, перепуганный, оглядел всех нас по очереди, но не увидел ничего, кроме веселья и свирепости.
— Ты когда-нибудь держал меч, священник? — властно обратился Зигфрид к толстяку.
Тот не ответил.
Я рассмеялся, издеваясь над его молчанием.
— Он будет просто метаться, как свинья, — сказал я.
— Хочешь с ним сразиться? — спросил Зигфрид.
— Он был послан не ко мне, господин, — уважительно проговорил я. — Кроме того, я слышал, что никто не сравнится с тобой в умении обращаться с клинком. Держу пари, ты полоснешь его прямо по пупку.
Зигфриду понравилось пари. Он повернулся священнику.
— Святой человек! Хочешь сразиться за свою свободу?
Священник дрожал от страха. Он посмотрел на своих товарищей, но это было бесполезно. Он ухитрился кивнуть.
— Да, господин.
— Тогда можешь сразиться со мной, — со счастливым видом сказал Зигфрид. — Если я выйду победителем, вы все умрете. А если победишь ты… Что ж, тогда ты будешь волен уехать отсюда. Ты умеешь сражаться?
— Нет, господин, — ответил священник.
— Ты когда-нибудь держал меч, священник?
— Нет, господин.
— Итак, ты готов умереть? — спросил Зигфрид.
Священник посмотрел на норвежцев и, хотя был покрыт синяками и порезами, в его глазах мелькнул гнев, противоречивший его покорному голосу.
— Да, господин, — сказал он. — Я готов умереть и встретиться со своим Спасителем.
— Разрежьте его путы, — приказал своим людям Зигфрид. — Освободите это дерьмо и дайте ему меч. — Он вытащил свой меч с длинным обоюдоострым клинком. — Это — Внушающий Страх, — с нежностью представил он оружие. — И ему нужно поупражняться.
— Вот, — сказал я, вытаскивая Вздох Змея, свой прекрасный меч.
Взявшись за клинок, я повернул его рукоятью вперед и бросил священнику, на руках которого только что разрезали путы.
Тот не сумел поймать оружие, и Вздох Змея упал на бледную зимнюю траву. Мгновение пленник смотрел на меч, как будто никогда не видел ничего подобного, потом наклонился, чтобы поднять его. Он не был уверен, в какой руке держать оружие, в правой или в левой. Наконец остановился на левой и сделал неуклюжий пробный замах, который заставил наблюдавших людей засмеяться.
— Зачем ты дал ему свой меч? — спросил Зигфрид.
— Все равно ему не будет от него никакой пользы, — пренебрежительно ответил я.
— А если я его сломаю? — решительно спросил Зигфрид.
— Тогда я буду знать, что выковавший его кузнец плохо знал свое дело, — ответил я.
— Твой клинок, тебе решать, — отмахнулся Зигфрид.
Потом он повернулся к священнику, который держал Вздох Змея так, что кончик клинка упирался в землю.
— Готов, священник? — вопросил Зигфрид.
— Да, господин, — ответил тот.
И это был первый правдивый ответ, который он дал норвежцам. Потому что священник много раз держал меч, очень хорошо знал, как сражаться, и я сильно сомневался, что он готов умереть.
Это был отец Пирлиг.
Если ваши поля тяжелы от влажной глины, вы можете впрячь в плуг двух быков и нещадно погонять их, вспахивая землю. Животных следует привязать друг к другу, чтобы те тащили плуг вместе. В нашей жизни есть бык по имени Судьба и бык по имени Клятвы. Судьба отдает нам приказы. Мы не можем спастись от Судьбы.
В нашей жизни нет выбора, да и откуда ему взяться? Ведь с того момента, как мы рождаемся, три сестры знают, как лягут нити наших судеб, в какой узор сплетутся и как закончатся.
Однако мы выбираем, какие клятвы нам принести. Альфред, вручив мне свой меч и взяв мои руки в свои, не приказывал мне дать клятву верности. Он предложил — и я принял решение поклясться. Но было ли то моим решением? Или за меня решила Судьба? А если решила Судьба, зачем вообще беспокоиться о клятвах?
Я часто думал об этом, и теперь, будучи уже стариком, все еще гадаю. Я ли выбрал Альфреда? Или богини судьбы смеялись, когда я встал на колени, и взял меч, и сжал его руки?
