— Мы собираемся спуститься вниз по реке, — объяснил я, — и напасть на Лунден с пристани.
— Могу я отправиться с вами? — тут же спросила Этельфлэд.
— Нет.
Она улыбнулась, услышав резкий отказ.
— А мой муж знает, что ты делаешь?
— Узнает, моя госпожа.
Она снова улыбнулась, потом подошла ко мне и откинула полы моего плаща, чтобы прислониться ко мне. Этельфлэд натянула мой темный плащ поверх своего белого.
— Мне холодно, — объяснила она Эгберту, на лице которого читалось удивление и негодование.
— Мы старые друзья, — сказал я Эгберту.
— Очень старые, — подтвердила Этельфлэд, обхватив меня за талию и вцепившись в меня.
Эгберт не мог видеть ее рук под моим плащом. Я чувствовал золотые волосы у себя под подбородком, и то, как дрожит ее худенькое тело.
— Я считаю Утреда своим дядей, — сказала Этельфлэд Эгберту.
— Дядей, который собирается даровать победу твоему мужу, — заметил я, — но для этого мне нужны люди. А Эгберт не даст их мне.
— Не даст? — переспросила Этельфлэд.
— Он говорит — ему нужны все имеющиеся воины, чтобы охранять тебя.
— Дай ему твоих лучших людей, — обратилась Этельфлэд к Эгберту легким, приятным голоском.
— Моя госпожа, мне приказано… — начал возражать тот.
— Ты отдашь ему своих лучших людей! — Голос Этельфлэд внезапно стал суровым. Она сделала шаг в сторону, высвободившись из-под моего плаща и выйдя на резкий свет лагерных костров. — Я — дочь короля! — высокомерно проговорила она. — И жена олдермена Мерсии. Я приказываю тебе дать Утреду твоих лучших людей. Сейчас же!
Она говорила очень громко, и теперь все смотрели на нее. У Эгберта был оскорбленный вид, но он ничего не ответил, а просто упрямо выпрямился.
Пирлиг перехватил мой взгляд и хитро улыбнулся.
— Ни у одного из вас не хватает храбрости, чтобы сражаться рядом с Утредом? — вопросила Этельфлэд у наблюдавших за ней людей.
Ей было четырнадцать лет, она была худенькая, бледная девушка, но в ее голосе чувствовалось наследие древних королей.
— Мой отец хочет, чтобы сегодня ночью вы продемонстрировали свою отвагу! — продолжала она. — Или мне вернуться в Винтанкестер и рассказать отцу, что вы сидели у костров, пока Утред сражался? — Последний вопрос был адресован Эгберту.
— Двадцать человек, — умоляюще воззвал я к нему.
— Дай ему больше! — твердо велела Этельфлэд.
— На судах есть место только для лишних сорока людей, — сказал я.
— Так дай ему сорок! — приказала Этельфлэд.
— Госпожа, — нерешительно проговорил Эгберт, но замолчал, когда Этельфлэд подняла маленькую руку.
Она повернулась и посмотрела на меня.
— Я могу доверять тебе, господин Утред?
В устах ребенка, которого я знал почти всю ее жизнь, этот вопрос звучал странно, и я улыбнулся.
— Ты можешь мне доверять, — беспечно сказал я.
Лицо ее затвердело, глаза стали суровыми. Может, из-за того, что в ее зрачках отражался огонь костров, я внезапно осознал, что Этельфлэд не просто ребенок, она — дочь короля.
— Мой отец, — сказала она ясным голосом, чтобы ее слышали все остальные, — говорит, что ты — лучший воин из всех, которые ему служат. Но он тебе не доверяет.
Воцарилось неловкое молчание.
Эгберт откашлялся и уставился в землю.
— Я никогда не подводил твоего отца, — резко бросил я.
— Он боится, что твоя верность продается, — сказала Этельфлэд.
— Я дал ему клятву, — ответил я все так же резко.
— А теперь я хочу, чтобы ты поклялся мне, — требовательно произнесла Этельфлэд, протянув тонкую руку.
— Поклялся в чем? — спросил я.
— Что ты сдержишь данное отцу обещание. И что будешь верен саксам, а не датчанам, и будешь сражаться за Мерсию, когда Мерсия того попросит.
— Моя госпожа… — начал я.
Меня ужаснул этот перечень требований.
Эгберт! — перебила Этельфлэд. — Ты не дашь господину Утреду людей до тех пор, пока он не поклянется до самой моей смерти служить Мерсии!
Да, госпожа, — пробормотал Эгберт.
До самой ее смерти? Почему она так сказала?
Я помню, что подивился этим словам, и еще помню, как подумал: мой план захвата Лундена висит на волоске. Этельред отобрал у меня войска, в которых я нуждался, во власти Этельфлэд было дать мне нужное количество людей, но, чтобы победить, я должен был замкнуть на себе оковы еще одной клятвы… А клясться я не хотел. Какое мне дело до Мерсии, разве она меня волнует? Но той ночью меня заботило, как провести людей через мост смерти — чтобы доказать, что я на это способен. Меня интересовала моя репутация, мое имя и моя слава.
Я вытащил из ножен Вздох Змея, зная, зачем Этельфлэд протянула руку, и отдал ей меч рукоятью вперед. Затем опустился на колени, взял ее ладони в свои, а она сжала рукоять моего меча.
— Я даю клятву, госпожа, — сказал я.
— Ты клянешься, что будешь верно служить моему отцу?
— Да, госпожа.
— И, пока я жива, будешь служить Мерсии?
— Пока ты жива, госпожа, — сказал я, стоя на коленях в грязи и гадая — ну что же я за дурак!
Я хотел быть на севере, хотел избавиться от набожности Альфреда, хотел быть вместе со своими друзьями — однако вот, глядите! — клянусь в верности амбициям Альфреда и его златовласой дочери.
— Клянусь, — повторил я и слегка сжал ее руки в знак своей искренности.
— Дай ему людей, Эгберт, — приказала Этельфлэд.
Он дал мне тридцать воинов и, надо отдать ему должное, хороших воинов — молодых, оставив себе старых и больных, чтобы охранять Этельфлэд и лагерь.
Итак, теперь я возглавлял отряд, в котором было больше семидесяти человек, включая отца Пирлига.
— Спасибо, моя госпожа, — сказал я Этельфлэд.
— Ты можешь отблагодарить меня, — ответила она.
Голосок ее снова звучал по-детски, ее торжественность испарилась, сменившись прежним озорством.
— Как? — спросил я.
— Возьми меня с собой.
— Ни за что, — резко ответил я.
Этельфлэд нахмурилась, услышав мой тон, и посмотрела мне в глаза.
— Ты на меня сердишься? — тихо спросила она.
— Я сержусь на себя самого, госпожа, — ответил я и отвернулся.
— Утред! — несчастным голосом окликнула она.
— Я сдержу клятву, госпожа, — сказал я.
