— Ну, а мой долг — поймать Харальда и отсечь ему голову, — ответил я. — Полагаю, это развлечет моих богов.
— Твои боги жестоки, — сказал он.
— Люди жестоки, — ответил я, — а боги сотворили нас подобными себе. Некоторые боги добры, некоторые жестоки. Вот и мы такие же. Если это позабавит богов, Харальд снесет мою голову с плеч. — Я прикоснулся к своему амулету-молоту.
Альфред поморщился.
— Бог сделал нас своими инструментами, и я не знаю, почему он выбрал тебя, язычника. Но он и вправду выбрал тебя, и ты хорошо мне служил.
То, с каким жаром говорил король, удивило меня, и я склонил голову в знак признательности.
— Благодарю, господин.
— А теперь я хочу, чтобы ты послужил моему сыну.
Я должен был знать, что надвигается, но почему-то эта просьба застала меня врасплох.
Мгновение я молчал, пытаясь придумать, что сказать.
— Я согласился служить тебе, господин, — наконец ответил я, — и служил тебе, но у меня есть свои битвы, которые я должен пройти.
— Беббанбург, — негромко проговорил он.
— Он — мой, — твердо ответил я. — И, прежде чем я умру, я желаю видеть мое знамя, развевающееся над его воротами, и моего сына, достаточно окрепшего, чтобы его защитить.
Альфред пристально посмотрел на зарево вражеских огней. Я заметил, как широко разбросаны эти огни — это говорило о том, что Харальд еще не сосредоточил свою армию в одном месте.
«Чтобы собрать всех грабящих села, нужно время, — подумал я, — значит, битвы не будет ни завтра, ни послезавтра».
— Беббанбург, — сказал Альфред, — островок англичан посреди моря датчан.
— Верно, господин, — ответил я, заметив, что он употребил слово «англичане».
Слово это включало в себя все племена, явившиеся сюда из-за моря, будь то саксы, англы или юты, и говорило об амбициях Альфреда, которые он теперь ясно выразил.
— Лучший способ обезопасить Беббанбург, — продолжил Альфред, — это сделать так, чтобы его окружало больше английских земель.
— Прогнать датчан из Нортумбрии? — спросил я.
— Если будет на то Божья воля. Я желаю, чтобы сын мой совершил это великое деяние.
Альфред повернулся ко мне и на мгновение перестал быть королем, став всего лишь отцом.
— Помоги ему, господин Утред, — умоляюще проговорил он. — Ты — мой dux bellorum
[3]
, мой военный вождь, и люди знают, что, если ты ведешь их в бой, они победят. Прогони врага из Англии, таким образом верни свою крепость и сделай так, чтобы сын мой был в безопасности на дарованном ему Богом троне.
Он не льстил мне, он говорил правду. Я был полководцем Уэссекса и гордился этим званием. Я шел в битву, блистая золотом, серебром и славой, и должен был понимать, что богов это возмутит.
— Я хочу, чтобы ты дал клятву моему сыну, — сказал Альфред тихо, но твердо.
Я мысленно выругался, но уважительно спросил:
— Какую клятву, господин?
— Я хочу, чтобы ты служил Эдуарду, как служил мне.
Таким образом Альфред привяжет меня к Уэссексу, к христианскому Уэссексу, лежащему так далеко от моего северного дома. Я провел первые десять лет жизни в Беббанбурге, в огромной скалистой твердыне на северном море. Когда я впервые отправился на войну, крепость осталась под присмотром моего дяди, и он украл ее у меня.
— Я дам клятву тебе, господин, — сказал я, — и никому другому.
— У меня уже есть твоя клятва.
— И я буду ее держать.
— А когда я умру, — горько спросил он, — что тогда?
— Тогда, господин, я отправлюсь в Беббанбург и возьму его, и буду властвовать там, и проведу свои дни рядом с морем.
— А если моему сыну будет угрожать опасность?
— Тогда его должен защищать Уэссекс, как я сейчас защищаю тебя.
— И с чего ты решил, что можешь меня защитить? — Теперь Альфред сердился. — Ты заберешь мою армию к Феарнхэмму? Ты не можешь быть уверен, что Харальд придет туда!
— Он придет туда, — ответил я.
— Ты не можешь этого знать!
— Я заставлю его прийти.
— Каким образом? — требовательно спросил Альфред.
— За меня это сделают боги.
— Ты — дурак! — огрызнулся он.
— Если ты мне не доверяешь, — с тем же напором отозвался я, — тогда у тебя есть шурин, который хочет быть твоим полководцем. Или твой сын сам будет командовать армией? Предоставишь такой шанс Эдуарду?
Король содрогнулся; я подумал — от гнева, но, когда он заговорил, голос его был терпелив.
— Я просто хочу знать, почему ты так уверен, что враг сделает то, чего ты от него ждешь.
— Потому что боги своенравны, — высокомерно заметил я, — и я собираюсь их развлечь.
— Скажи мне, — устало проговорил Альфред.
— Харальд — дурак, — ответил я. — И к тому же влюбленный дурак. У нас его женщина. Я заберу ее в Феарнхэмм, и он последует туда же, потому что он одурманен ею. Но даже если бы у меня не было его женщины, он все равно последовал бы за мной.
Я думал, что король будет издеваться над этим, но он молча поразмыслил над моими словами, а потом молитвенно сложил руки.
— Я испытываю искушение усомниться в тебе, но брат Годвин заверил, что ты даруешь нам победу.
— Брат Годвин?
Мне хотелось узнать побольше о странном слепом монахе.
— С ним говорит Бог, — заявил Альфред со спокойной уверенностью.
Я чуть было не рассмеялся, но потом подумал, что боги и впрямь говорят с нами, хотя обычно с помощью знаков и предзнаменований.
— Он принимает все решения за тебя, господин? — угрюмо спросил я.
— Бог помогает мне во всем, — резко ответил Альфред.
Потом отвернулся, потому что колокол звал христиан на молитву в новой церкви Эскенгама.
Боги своенравны, а я собирался их развлечь.
И Альфред оказался прав. Я был дураком.
Чего хотел Харальд? Или, если уж на то пошло, чего хотел Хэстен?
Насчет Хэстена ответить было проще, потому что он был более умным и амбициозным человеком и хотел владеть землей. Он хотел стать королем.
Скандинавы явились в Британию в поисках королевств, и самые удачливые нашли свои троны. Один скандинав правил в Нортумбрии, другой — в Восточной Англии, и Хэстен хотел быть равным им. Он желал заполучить корону, сокровища, женщин и высокое положение, а оставалось только два места, где он мог все это обрести. Одно — Мерсия, а второе — Уэссекс.
