Он был прав, поэтому я тоже надел кольчугу. Я оделся как полководец. Я оделся для битвы; на моих руках блестело золото, у пояса висели оба меча, и, едва я застегнул пряжку ремня, явился посланец Альфреда.
Посланцем был отец Беокка. Мой старый друг пришел один, его священническое одеяние перепачкалось, потому что он шел по мокрым от дождя улицам. Он дрожал, и я поставил табурет у главного очага и набросил ему на плечи меховой плащ.
Он сел и протянул здоровую руку к пламени. Финан проводил его от передних ворот и остался в зале. Я увидел, что Скади тоже прокралась в темный угол. Перехватив ее взгляд, я коротким кивком дал понять, что она может остаться.
— Ты заглядывал под пол? — внезапно спросил отец Беокка.
— Под пол?
— Римляне нагревали свои дома топками, выпускавшими жар в пространство под полом.
— Знаю.
— А мы делаем дыры в крышах и сооружаем очаги, — печально произнес он.
— Ты заболеешь, если и дальше будешь расхаживать такими холодными, мокрыми ночами, — сказал я.
— Конечно, полы большей частью обрушились, — проговорил Беокка, как будто это был очень важный довод, который он не мог не привести. Он постучал по плитам пола палкой, на которую теперь опирался при ходьбе. — Но твои полы, похоже, в хорошем состоянии.
— Мне нравится очаг.
— Очаг утешает, — согласился Беокка, обратил ко мне здоровый глаз и улыбнулся. — В монастыре в Эскенгаме поступили очень умно — они ухитрились затопить пространство под полом сточной водой, и единственным решением проблемы стало разрушить дом до основания и построить заново. Вообще-то это оказалось даже благословением.
— Почему?
— Среди дерьма они нашли золотые монеты, — объяснил Беокка, — поэтому я подозреваю, что их поток направил Бог. А ты как считаешь?
— У моего бога есть дела поважнее, чем беспокоиться о каком-то там дерьме.
— Вот почему среди твоего дерьма никогда не бывает золота, — сказал Беокка и начал смеяться. — Так-то, Утред! — торжествующе продолжал он. — Я наконец-то доказал, что мой Бог более могуч, чем твои фальшивые идолы!
Он улыбнулся мне, но его улыбка медленно угасла, и он снова начал выглядеть старым и усталым. Я любил Беокку. Он был наставником моего детства, всегда раздражительным и педантичным, но он был хорошим человеком.
— У тебя есть время до рассвета, — сказал он.
— Чтобы сделать что?
Он заговорил так, будто собственные слова приводили его в отчаяние.
— Ты отправишься к королю как кающийся грешник, без кольчуги и оружия. Ты будешь унижаться. Ты передашь ведьму королю. Все земли, какими ты владел в Уэссексе, конфискованы. Ты заплатишь церкви виру за жизнь брата Годвина, и твои дети будут заложниками, пока ты не заплатишь.
Молчание.
Искры, кружась, летели вверх. Пара моих борзых вошли в комнату. Одна обнюхала одежду Беокки, заскулила, а потом обе устроились у огня и мгновение смотрели на меня печальными глазами, прежде чем закрыть их.
— Насколько велика вира? — спросил за меня Финан.
— Тысяча пятьсот шиллингов, — сказал Беокка.
Я издевательски осклабился.
— За безумного монаха?
— За святого, — ответил Беокка.
— Безумного дурака! — прорычал я.
— Святого дурака, — мягко сказал Беокка.
Вира — цена, которую мы платим за смерть. Если меня осуждают за несправедливое убийство мужчины или женщины, я должен заплатить их родственникам, и цена зависит от ранга убитого. Это справедливо, но Альфред назначил за Годвина виру почти такую же большую, как за убийство человека королевской крови.
— Чтобы ее заплатить, — сказал я, — я должен буду продать почти все, что у меня есть, а король только что отобрал все мои земли.
— И еще ты должен дать клятву верности Этелингу, — сказал Беокка.
Обычно он то и дело раздражался на меня и говорил все быстрее, по мере того как его раздражение росло, но той ночью он был очень тих.
— Итак, король разорит меня и привяжет к своему сыну?
— И вернет колдунью ее мужу, — сказал Беокка, глядя на Скади в черном плаще, чьи глаза мерцали из самого темного угла комнаты. — Скирнир предложил награду за ее возвращение.
— Скирнир? — переспросил я.
Это имя было мне незнакомо.
— Скирнир — ее муж, — ответил Беокка. — Фриз.
Я посмотрел на Скади, которая отрывисто кивнула.
— Если он ее вернет, она погибнет, — сказал я.
— Тебя это заботит? — спросил Беокка.
— Мне не нравится убивать женщин.
— Закон Моисея гласит, что мы не должны разрешать ведьме жить, — сказал Беокка. — Кроме того, она — прелюбодейка, поэтому ее муж имеет данное Господом право убить ее, если пожелает.
— Скирнир — христианин? — спросил я.
Ни Скади, ни отец Беокка не ответили. Тогда я спросил у Скади:
— Он тебя убьет?
Она молча кивнула.
— Итак, — я снова повернулся к Беокке, — до тех пор пока я не заплачу виру, не дам клятву Эдуарду и не пошлю Скади на смерть, мои дети будут заложниками?
— Король издал указ, что о твоих детях будут заботиться в покоях госпожи Этельфлэд, — ответил Беокка. Он окинул меня взглядом с ног до головы. — Почему ты оделся как на войну?
Я не ответил, и Беокка пожал плечами.
— Ты думал, что король пошлет свою стражу?
— Я полагал, что он может так поступить.
— И ты стал бы с ними сражаться? — Беокка был потрясен.
— Я бы показал им, кого они пришли арестовать.
— Ты убил человека! — Беокка, наконец, слегка собрался с силами. — Человек оскорбил тебя, я знаю, но его устами говорил Святой Дух! Ты ударил его, Утред! Король простил первый удар, но не второй, и ты должен заплатить за это!
Он откинулся назад; теперь у него снова был усталый вид.
— Тебе вполне по силам заплатить такую виру. Епископ Ассер настаивал, чтобы она была куда больше, но король милостив.
Бревно в очаге внезапно затрещало, напугав борзых, которые дернулись и заскулили. Огонь вспыхнул с новой силой, осветив комнату, отбрасывая дрожащие тени. Через этот огонь я посмотрел на Беокку.
— Епископ Ассер! — бросил я сердито.
— Что — епископ Ассер?
— Годвин был его щенком.
— Епископ разглядел в нем святость, да.
— Он увидел способ удовлетворить свое желание, — прорычал я, — избавить от меня Уэссекс!
Я думал о случившемся на пиру с тех пор, как Годвин погиб от моей руки, и решил, что за словами монаха стоял Ассер. Епископ верил, что Уэссекс в безопасности. Силы Харальда уничтожены, Хэстен послал свою семью креститься, поэтому Уэссексу больше не нужен полководец-язычник. И Ассер использовал Годвина, чтобы настроить Альфреда против меня.
