Я посмотрел на своего друга, потерявшегося в веселье пира и эля, и не смог представить себе, чтобы у него хватило терпения одолеть организованную защиту Альфреда.
— Но ты смог бы, — очень тихо сказала Брида.
— Ты читаешь мои мысли?
Она наклонилась ко мне и зашептала:
— Христианство — это болезнь, которая распространяется, как чума. Мы должны ее остановить.
— Если боги захотят, чтобы она остановилась, — предположил я, — они сделают это сами.
— Наши боги предпочитают пировать. Они живут, Утред. Они живут, смеются и наслаждаются, а что делает их бог? Он хандрит, он мстит, он хмурится, он строит козни. Он — темный и одинокий бог, Утред, и наши боги не обращают на него внимания. Они ошибаются.
Я слегка улыбнулся.
Брида, единственная из всех известных мне женщин, не видела ничего странного в том, чтобы журить богов за их недостатки, даже пытаться сделать за них их работу. «Но она права, — подумал я, — христианский Бог — темный и грозный. Ему не по нраву пиры, смех в зале, эль и мед. Он устанавливает законы и требует порядка, но законы и порядок — именно то, что нужно, если мы собираемся его победить».
— Помоги мне, — сказала Брида.
Я наблюдал за двумя жонглерами, швыряющими горящие факелы в дымный воздух. Взрывы смеха отдавались эхом в огромном зале, и я почувствовал внезапный прилив ненависти к своре чернорясых священников Альфреда, ко всему племени отрицающих жизнь церковников, чьей единственной радостью было осуждать радость.
— Мне нужны люди, — сказал я Бриде.
— У Рагнара есть люди.
— Мне нужны собственные люди, — настаивал я. — У меня их сорок три. Мне нужно по крайней мере в десять раз больше.
— Если люди узнают, что ты ведешь армию против Уэссекса, они последуют за тобой.
— Без золота — нет, — ответил я, взглянув на Скади, которая подозрительно наблюдала за мной.
Ей было любопытно, какие секреты нашептывает Брида мне на ухо.
— Золото, — продолжал я, — золото и серебро. Мне нужно золото.
Мне нужно было больше, чем серебро и золото. Мне нужно было знать, известны ли мечты Бриды о завоевании Уэссекса за пределами Дунхолма. Брида заявила, что не говорила об этом никому, кроме Рагнара, но тот славился своей болтливостью. Дай Рагнару рог с элем — и он поделится всеми своими секретами, а если Рагнар рассказал хотя бы одному человеку, тогда Альфред довольно скоро узнает о его намерениях. Вот почему я обрадовался, когда Оффа, его женщины и собаки появились в Дунхолме.
Оффа был саксом, мерсийцем и бывшим священником — высоким, худым, с мрачным лицом, наводящим на мысль о том, что он повидал все глупости этого мира. Теперь он стал старым, старым и седовласым, но все еще странствовал по всей Британии с двумя ссорящимися женщинами и труппой дрессированных терьеров. Он показывал собак на ярмарках и пирах, и собаки ходили на задних лапах, танцевали вместе, прыгали через обручи, а одна даже ездила на маленьком пони, в то время как другие носили кожаные корзинки, чтобы собирать у зрителей монеты.
То было не самое впечатляющее зрелище, но детям очень нравились терьеры, и Рагнар, конечно, тоже был ими зачарован.
Оффа бросил сан священника, заслужив таким образом неприязнь епископов, но его защищал каждый правитель в Британии, потому что на самом деле Оффа зарабатывал на жизнь не терьерами, а своей невероятной способностью добывать сведения. Он разговаривал со всеми, делал умозаключения и продавал выводы, к которым приходил. Альфред годами прибегал к его услугам.
Собаки позволяли Оффе входить почти в каждый благородный дом в Британии, и он слушал сплетни и нес услышанное от правителя к правителю, добавляя все новые факты с каждой выложенной монетой.
— Ты, наверное, разбогател, — сказал я Оффе в тот день, когда он появился.
— Господин изволит шутить, — ответил он.
Он ел за столом у дома Рагнара, восемь его собак послушно сидели полукругом позади его скамьи. Слуга подавал эль и хлеб. Рагнар был в восторге от неожиданного появления Оффы, предвкушая смех, который всегда сопровождал выступления собак.
— Где ты держишь все свои деньги? — спросил я.
— Ты и вправду желаешь, чтобы я ответил, господин?
Оффа отвечал на вопросы, но за его ответы всегда приходилось платить.
— Ты поздно отправился на север, — проговорил я.
— Однако покамест зима удивительно мягкая. И меня привели на север дела, господин, — отозвался Оффа. — Твои дела.
Он пошарил в большом кожаном мешке и выудил оттуда сложенный запечатанный пергамент, который подвинул ко мне по столу.
— Это тебе, господин.
Я поднял письмо. Печать представляла собой кляксу воска, без всяких вдавленных знаков, и, похоже, ее не трогали.
— Что говорится в письме? — спросил я Оффу.
— Ты полагаешь, я его читал? — оскорблено спросил тот.
— Конечно, читал. Поэтому избавь меня от хлопот с чтением.
На губах Оффы появился намек на улыбку.
— Я думал, ты не сочтешь это столь важным, господин. Письмо написал твой друг, отец Беокка. Он говорит, что твои дети в безопасности на попечении госпожи Этельфлэд и что Альфред все еще сердится на тебя, но не прикажет тебя казнить, если ты вернешься на юг — как, напоминает он, ты обязан сделать согласно клятве верности. Отец Беокка заканчивает письмо словами, что он каждый день молится за твою душу, и требует, чтобы ты вернулся к своим обязанностям, скрепленным клятвой.
— Требует?
— Весьма сурово, господин, — Оффа снова чуть заметно улыбнулся.
— Это все?
— Все, господин.
— Итак, я могу сжечь письмо?
— Пустая трата пергамента, господин. Мои женщины выскоблят кожу дочиста и заново используют ее.
Я подтолкнул письмо обратно к нему.
— Пусть скребут. Что случилось на Торнее?
Оффа несколько биений сердца раздумывал над вопросом, потом решил, что ответ будет заключать в себе сведения, которые вскоре станут общеизвестными, поэтому он может рассказать мне об этом бесплатно.
— Король Альфред приказал идти на штурм, господин, чтобы покончить с ярлом Харальдом, занявшим остров. Господин Стеапа должен был доставить людей вверх по течению на кораблях, в то время как господин Этельред и Этелинг Эдуард напали через мелкий рукав реки. Обе атаки закончились неудачей.
— Почему?
— Харальд воткнул заостренные колья в речное дно, господин, и корабли восточных саксов застряли на этих кольях. Большая часть судов не добралась до острова. Атака господина Этельреда просто захлебнулась. Они бултыхались в грязи, а воины Харальда осыпа́ли их стрелами и метали в них копья, и ни один сакс так и не добрался до палисада. Это была бойня, господин.
