— Якорный камень был хорошей идеей, — сказал я.
— О, это придумал Осферт, — признался Финан. — И мы приготовили эту штуку даже до того, как они поравнялись с нами.
— И Скирнир поверил истории?
— Он хотел в нее верить, господин, поэтому поверил! Он хотел Скади, господин. Он не видел ничего, кроме Скади, господин, это читалось в его глазах.
— И поэтому вы поплыли, чтобы ее захватить.
— И поэтому мы поплыли, чтобы ее захватить, — с улыбкой повторил Финан.
Три корабля добрались до ручья к тому времени, когда и день, и прилив подошли к концу.
Я знал, что Скирнир не войдет в ручей, пока вода там не станет глубже благодаря утреннему приливу, но все равно выставил часовых. Ночь прошла спокойно.
Мы поспали, хотя казалось, что мы вовсе не спим. Помню, я лежал, думая, что никогда не засну, но сон все-таки пришел. Мне снилась улыбающаяся Гизела, потом в полусне я видел людей со щитами, мечущих копья. Мгновение я лежал на песке, наблюдая за звездами, потягиваясь, чтобы размять руки и ноги.
— Сколько у него человек, господин? — спросил меня Сердик.
Он поворошил костер из плавника, и пламя ярко вспыхнуло. Сердику нельзя было отказать в храбрости, но той ночью его преследовали воспоминания о больших кораблях, идущих к берегу.
— У него две команды, — ответил я.
Я увидел, что проснулся последним и что люди теперь подтягиваются ближе к огню, чтобы послушать меня.
— Две команды, — повторил я. — Поэтому у него не меньше сотни человек, может, сто пятьдесят.
— Иисусе, — сказал Сердик тихо, прикоснувшись к своему кресту.
— Но они — пираты! — громко сказал Ролло.
— Скажи им, — приказал я, довольный, что человек Рагнара понимает, с кем нам предстоит встретиться.
Ролло встал, освещенный пламенем костра.
— Люди Скирнира — как дикие псы, — сказал он. — Они охотятся на тех, что послабей, и никогда — на сильных. Они не сражаются на суше и не знают, что такое «стена щитов». А мы знаем.
— Он называет себя Морским Волком, — сказал я, — но Ролло прав. Он — пес, а не волк. Мы — волки! Мы стояли лицом к лицу с лучшими воинами Дании и Британии и послали их в могилы! Мы — люди «стены щитов», и не успеет солнце подняться к зениту, как Скирнир окажется в могиле!
Не то чтобы мы видели солнце, потому что день начался с серого рассвета. Облака быстро и низко бежали к морю, затеняя болота. С приливом вода поднялась, затопляя края земли, где мы нашли убежище.
Я взобрался на вершину дюны, откуда наблюдал, как три корабля медленно поднимаются по ручью.
Скирнир пользовался приливом, идя на веслах до тех пор, пока его корабль с головой чудовища не оказался на земле, потом подождал, пока прибывающая вода не пронесет его на несколько гребков дальше. Два его корабля и «Сеолфервулф» следовали за ним, и я засмеялся при виде этого. Скирнир, уверенный в своем численном превосходстве и ослепленный возможностью вернуть Скади, ни на минуту не подумал, что позади него находится враг.
И что же видел Скирнир? Он стоял на носу переднего корабля и видел всего пять человек на дюне, и ни один из этих пятерых не носил кольчуги. Он думал, что пришел захватить грязную кучку беглецов, поэтому был исполнен уверенности. И, когда он подошел ближе, я позвал Скади, чтобы та встала рядом со мной.
— Если он тебя захватит, — спросил я, — что будет делать?
— Унизит меня, — сказала она. — Опозорит, а потом убьет.
— И для него это стоит серебра? — спросил я, думая о награде, которую Скирнир предложил за возвращение Скади.
— Гордость дорого стоит, — сказала она.
— Почему бы ему просто не держать тебя как рабыню?
— Из-за этой самой гордости. Однажды он убил рабыню потому, что та его предала. Сперва он отдал ее своим людям, позволил ею насладиться, а потом привязал к столбу и заживо содрал с нее кожу. Он заставил ее мать слушать ее вопли, пока рабыня умирала.
Я вспомнил Эдвульфа, с которого заживо сняли кожу в церкви, но ничего не сказал, наблюдая, как корабль Скирнира подходит все ближе.
Ручей стал слишком узким, чтобы грести, поэтому судно гнали шестами. Прилив медленно поднимался. Когда он приблизится к своей верхней точке, вода станет прибывать быстрей, и тогда Скирнир поймет, что прилив скоро закончится. Но ручей, хотя и узкий, имел более чем достаточную глубину, чтобы по нему пришли корабли.
— Пора облачиться, — сказал я.
Я спустился по дальнему склону дюны, скрывшись из глаз Скирнира, и Осви, мой слуга, помог мне натянуть кольчугу. Вонь кожаной подкладки ударила мне в нос, когда я натягивал ее через голову, но хорошо было почувствовать знакомый вес на плечах.
Осви опоясал меня ремнем и застегнул его.
— Стой позади меня, — сказал я ему.
— Да, господин.
— Если все пойдет не так, мальчик, беги, как заяц. Беги в глубь материка, найди монастырь и попроси там убежища.
— Да, господин.
— Но все будет в порядке.
— Я знаю, господин, — храбро сказал он.
Он был одиннадцатилетним сиротой, которого нашли роющимся в отбросах под террасой моего дома в Лундене. Один из моих людей обвинил его в воровстве и привел ко мне, чтобы я приказал высечь мальчишку, но мне понравился огонь в глазах мальчика. Поэтому я сделал его своим слугой и теперь учил искусству меча. Когда-нибудь, как и мой предыдущий слуга, Ситрик, Осви станет воином.
Я подошел к краю дюны и увидел, что корабль Скирнира прошел мимо нашего вытащенного на берег, брошенного рыбачьего суденышка. Скирнир был уже достаточно близко, чтобы выкрикивать оскорбления, и он заревел на Скади, которая стояла теперь одна на вершине дюны. Он называл ее шлюхой, дерьмом дьявола, и обещал, что она будет кричать, пока не попадет в ад.
— Пора показаться, — сказал я Ролло и поднял свой щит из дерева липы с изображенным на железном умбоне беббанбургским волком.
Ролло держал военный топор. Он поцеловал его лезвие.
— Я скоро накормлю тебя, мой дорогой, — пообещал он топору.
— Они близко! — окликнула Скади с дюны.
Островок, который мы выбрали, имел форму полумесяца; дюна образовывала его середину. Рога полумесяца касались ручья, а между ними лежала болотистая земля.
Поэтому к дюне можно было приблизиться с любого рога, в то время как болото, примерно ста шагов в ширину и пятидесяти в самом глубоком месте, представляло собой значительное препятствие. Люди могли перебраться через болото, но очень медленно.
Рог полумесяца, обращенный к морю, был самым широким — сооруженная природой дорожка, ведущая к острову, но этот путь легко мог перекрыть десяток людей.
