— Линет волшебница?
— Нет, леди, — хрипло сказал я.
— Но она ведь училась вместе с Нимуэ?
— Нет, — помотал я головой. — Ей никогда не было позволено входить в комнаты Мерлина. Да ей это было и неинтересно.
— Но ты-то бывал в комнатах Мерлина?
— Только два раза, — сказал я.
Мне видны были ее груди, и я опустил глаза, но взгляд мой упал в черную воду бассейна, которая зеркально отражала ее всю и добавляла какой-то глянец знойной тайны этому гибкому, длинному телу. Наступила тяжкая тишина. Мне вдруг пришло в голову, что Линет могла уверять Гвиневеру, что знает какое-то волшебство Мерлина, и я невольно разоблачил ее.
— Может быть, — пробормотал я, — Линет знает больше, чем говорила мне?
Гвиневера пожала плечами и отвернулась. Я опять поднял взгляд.
— Но ты считаешь, что Нимуэ искуснее Линет? — спросила она.
— Без сомнения, леди.
— Я дважды просила Нимуэ прийти сюда, — недовольно проговорила Гвиневера, — и дважды она отказывалась. Как мне заставить ее прийти?
— Лучший способ заставить Нимуэ что-то сделать — запретить ей делать это, — сказал я.
В комнате опять повисла тишина, и звуки города показались особенно громкими. Доносились крики разносчиков, слышался стук тележных колес по каменным мостовым, раздавался лай собак, гремели в соседней кухне горшки. Но это как бы не нарушало возникшей тишины.
— Когда-нибудь, — нарушила молчание Гвиневера, — я выстрою тут храм Исиды. — Она указала на крепостные валы Май Дана, которые врезались в небо далеко на юге. — Это священное место?
— Очень.
— Хорошо. — Она вновь повернулась ко мне. Солнце плавало в ее рыжих волосах, матово блестело на ее гладкой коже под белой сорочкой. — Я не собираюсь заниматься детскими играми, Дерфель, пытаясь предугадать действия Нимуэ. Хочу, чтобы она была тут. Мне нужна могущественная жрица. Мне необходима наследница древних богов, если я собираюсь бороться с этой личинкой Сэнсамом. Мне нужна Нимуэ, Дерфель. Поэтому ради любви, которую ты питаешь к Артуру, открой мне, чем можно привлечь ее сюда? Расскажи мне это, и я поведаю тебе, почему поклоняюсь Исиде.
Я помолчал, прикидывая, чем можно завлечь Нимуэ.
— Пообещай, — наконец вымолвил я, — что Артур отдаст ей Гундлеуса, если она подчинится тебе. Но прежде удостоверься, что он сдержит свое слово, — осторожно добавил я.
— Спасибо, Дерфель. — Она улыбнулась, отошла от окна и уселась на черный каменный трон. — Исида, — начала она, — богиня женщин, а трон — ее символ. Мужчина может сидеть даже на королевском троне, но Исида сумеет разглядеть, что он за мужчина. Поэтому я поклоняюсь ей.
Я почувствовал неясный намек на измену в ее словах.
— Трон этого королевства, леди, — повторил я частое высказывание Артура, — уже занят Мордредом.
Гвиневера словно бы отбросила это утверждение презрительной усмешкой.
— Мордред не может усидеть и на ночном горшке! Мордред — калека! Мордред — капризный ребенок, который уже почуял власть, как похотливый боров чует борозду, оставленную свиньей. — Ее голос звучал как удар плети. — И с каких это пор, Дерфель, трон передается от отца к сыну? Никогда прежде этого не было! Власть брал лучший мужчина племени, именно так должно быть и в наши дни. — Она умолкла и закрыла глаза, будто пожалела о своей вспышке. — Ты друг моего мужа? — спросила она через некоторое время, широко раскрыв глаза.
— Ты это знаешь, леди.
— Тогда ты и я — друзья, Дерфель. Мы заодно, потому что оба любим Артура. И разве ты на самом деле думаешь, Дерфель Кадарн, что Мордред станет лучшим королем, чем Артур?
Я колебался, потому что Гвиневера склоняла меня к измене, но в этом священном для нее месте она могла требовать честного ответа, и я сказал правду:
— Принц Артур был бы лучшим королем, леди.
— Отлично! — Она улыбнулась мне. — Поэтому скажи Артуру, что ему нечего опасаться, он только выиграет от моего поклонения Исиде. Скажи ему, что я делаю это ради его будущего, и, что бы ни происходило в этой комнате, повредить это ему не может. Достаточно ясно?
— Я скажу ему, леди.
Она долгое время глядела мне прямо в глаза. Я стоял по-солдатски прямо, полы моего плаща касались черного пола, Хьюэлбейн замер на боку, а моя борода золотилась в солнечных лучах, заливавших святилище.
— Мы выиграем войну? — спросила Гвиневера.
— Да, леди.
Она улыбнулась моей уверенности.
— Объясни.
— Гвент, как скала, стоит на севере Думнонии, — начал я. — Саксы, как и мы, бритты, воюют между собой, потому они никогда не смогут объединиться против нас. Гундлеус Силурский нерешителен. Он боится еще одного поражения. Кадви — слизняк, которого мы раздавим, как только развяжемся с остальными. Горфиддид умеет воевать, но не способен командовать армиями. И наконец, леди, у нас есть принц Артур.
— Хорошо, — опять сказала она и снова встала так, что солнце пронзило ее тонкую сорочку. — Тебе надо идти, Дерфель. Ты видел достаточно.
Я вспыхнул, а она рассмеялась.
— И заверни на речку! — прокричала она, когда я откинул занавеску и взялся за ручку двери. — Ты воняешь, как сакс!
Я отыскал речку, помылся, а затем повел своих людей на юг к морю.
* * *
Не люблю море. Оно холодное и коварное, его серые перекатывающиеся холмы бесконечно бегут к нам с далекого запада, где каждый день умирает солнце. Где-то за пустынным горизонтом, рассказывали мне моряки, лежит сказочная страна Лионесс, но никто не видел ее или, по крайней мере, никто оттуда не возвращался, поэтому всем несчастным морякам она кажется благословенным раем. Земля земных радостей, где нет войны, голода, нет этих бугорчатых валов с белыми шапками пены, которые так безжалостно кидают и переворачивают наши утлые деревянные суденышки. Берег Думнонии был таким зеленым! Я и не представлял, как сильно люблю эти места, пока не покинул их в первый раз.
Мы плыли на трех кораблях, на веслах сидели рабы. Но стоило выйти из устья реки, как налетел западный ветер. Рабы подняли весла, и рваные паруса понесли по воде наши неуклюжие суда, оставляющие позади витые белые буруны. Многих из моих людей мутило. Они были молоды, гораздо моложе меня, потому что война — все же игра для мальчишек. Однако были в нашем отряде и те, что постарше. Кавану, моему помощнику, было лет сорок. Этот мрачный ирландец с седеющей бородой и иссеченным шрамами лицом служил у короля Утера, а сейчас не находил ничего странного, что находится под командой человека, раза в два моложе его. Он называл меня лордом, веря, что я наследник Мерлина, коли прибыл с Тора. Артур приставил ко мне Кавана на всякий случай, если вдруг мой авторитет среди воинов окажется таким же небольшим, как мои года. Но, не лукавя, могу утверждать, что у меня никогда не было особенных затруднений в командовании людьми. Говоришь солдатам, что они должны делать, и сам делаешь то же самое; наказываешь, если они не исполняют приказа, а в случае победы хорошо награждаешь. Мои копьеносцы, все как один, были добровольцами. Они отправились в Беноик не потому, что очень хотели служить мне, а скорее потому, что надеялись на большую добычу и славу. Мы путешествовали без женщин, слуг и лошадей. Я даровал Канне свободу и отослал на Тор, рассчитывая, что Нимуэ позаботится о ней, но сомневался, что когда-нибудь вновь увижу мою маленькую рабыню. Она довольно скоро найдет себе мужа, а я тем временем обрету свою новую Британию — далекую Бретань — и увижу сказочную красоту Инис Требса.
