Мне неожиданно захотелось расплакаться, как ребенку. Таким облегчением было снова глядеть в его мудрые, суровые глаза. Словно отец глядит на меня из далекого детства.
— Я так скучал по тебе, лорд, — выпалил я.
— Не время распускать нюни! — вдруг рявкнул Мерлин и сам помчался к окну, когда к нам сквозь огонь рванулся обезумевший от боли и злобы франк с поднятым копьем. Волосы его дымились, рот исказился в крике.
Я отбил щитом направленное мне в грудь острие копья и свалил врага ударом меча.
— Сюда! — кричал Галахад, успевший выпрыгнуть в сад. Я добил умиравшего франка и, обернувшись, увидел, что Мерлин вновь устремился к столу.
— Скорей, лорд! — завопил я.
— Кошка! — откликнулся Мерлин. — Не могу же я бросить кошку!
— Ради всех богов, лорд! — взмолился я, но Мерлин уже протискивался под стол, вытягивая за лапу испуганную серую кошку.
С кошкой на руках он наконец перелез через подоконник в сад, отделенный от бухты живой изгородью кустов. Заходившее солнце заливало небо и дрожащую воду бухты потоками кровавого света. Мы продрались сквозь кусты и устремились вслед за Галахадом вниз по каменным ступеням, мимо хижины садовника, свернули на узкую опасную тропу, что огибала гранитный пик. С одной стороны над нами взметнулась к небу гладкая каменная стена, а с другой — зияла пропасть. Но Галахад с детства знал каждый поворот тропы и уверенно вел нас вниз к темной воде.
В море плавали тела убитых. Наша лодка, забитая беглецами и ушедшая в воду почти до краев, чудом держалась на поверхности примерно в четверти мили от берега. Гребцы налегали на весла, стараясь уплыть как можно дальше. Я рупором сложил ладони у рта и прокричал:
— Кулух!
Скала эхом усилила мой голос, но он потерялся в криках и воплях, несущихся из гибнущего Инис Требса.
— Пусть плывут, — спокойно сказал Мерлин, затем пошарил под замызганным монашеским одеянием. — Подержи ее.
Он сунул мне в руки кошку, продолжая копаться за пазухой. Наконец вытащил маленький серебряный рог, приложил его к губам и дунул. Раздался протяжный мелодичный звук.
Почти мгновенно из-за поворота выскользнула маленькая парусная барка. Сидевший в ней человек ловко правил прикрепленным к корме веслом. В пузатом суденышке с высоко задранным острым носом как раз хватило места для всех, а на дне его лежал небольшой сундучок, запечатанный знаком Мерлина, изображением бога Цернунна.
— Я все приготовил заранее, — просто сказал Мерлин, — как только стало ясно, что бедняга Бан не понимает, какое богатство эти свитки. Немало пришлось потратить сил, чтобы разобраться в путанице на полках. Хоть на свитках и были нацеплены ярлыки, но бестолковые fili без конца все путали, не говоря уж о том, что правили тексты, желая их улучшить. А иногда и просто крали, желая выдать стихи древних писателей за свои собственные. Один негодяй целых полгода мусолил рукопись Катулла, а потом положил не на ту полку, да еще и под именем Платона. Приветствую тебя, дорогой мой Каддиг! — помахал он рукой лодочнику. — Все в порядке?
— Да, если не считать умирающего города, — прохрипел Каддиг.
— Но ты сохранил мою коробку, — Мерлин кивнул на запечатанный сундучок, — а это самое главное.
Крутобокий парусник был когда-то дворцовой прогулочной лодкой, на которой перевозили пассажиров на корабли, стоявшие поодаль на якоре. Теперь на ее борт ступили мы. Мрачный Каддиг резко развернул суденышко и направил его в открытое море. Никто не заметил нашего отплытия, только позади почти беззвучно булькнуло в воду случайно пущенное со скалы копье. Мерлин взял у меня из рук кошку и уютно устроился на носу лодки, а мы с Галахадом не отрывали глаз от погибавшего в огне острова.
Дым стелился по воде. День умирал вместе с прекрасным городом, отпеваемый криками обреченных. В опускавшейся ночной тьме мы еще могли различить фигуры последних франков, прыгавших с насыпной дороги и устремлявшихся к разрушенным стенам павшей крепости. Солнце ушло за мыс, и над всем теперь властвовал багровый отсвет пожара. Высоким костром пылал вознесенный на вершину холма чудо-дворец. Тучи невесомого пепла осыпались в море. Ярче всего горела библиотека. Вспыхивали один за другим сухие свитки, и всполохи пламени выстреливали в небо из недр дворца, словно из преисподней. Это был погребальный костер короля Бана, освещавший последним отблеском тьму кровавой ночи.
Галахад плакал. Он опустился на колени и, опершись на копье, смотрел, как его родной дом превращается в пепелище. Молчаливой молитвой провожал Галахад душу своего отца в Потусторонний мир. Море, благосклонное к нам, было спокойно. Красные блики плясали на черных волнах, будто цвет крови и смерти, принесенной нашими врагами в покоренный и разрушенный ими город. Инис Требс так и не был восстановлен. Стены превратились в оплывшие груды камней, сквозь которые пробивались буйные заросли сорняков, а в развалинах нашли прибежище морские птицы. Франкские рыбаки избегают остров, превратившийся в могилу многих сотен людей. Они больше не называют его Инис Требс, ему дали новое имя, звучащее на их гортанном языке как Гора Смерти. И до сих пор, сказывают моряки, по ночам, когда пустынный остров поднимается черным силуэтом над обсидиановой водой, можно слышать женские стенания и детский плач.
Мы причалили к пустынному берегу в западной части бухты. Покинув лодку, мы понесли запечатанный сундучок Мерлина вверх по скалистому обрыву, заросшему искореженным бурей боярышником. Пала глухая ночь, когда мы наконец достигли вершины мыса. В последний раз я обернулся, чтобы посмотреть на Инис Требс, тлеющий как уголек во тьме, а затем, отягощенный грузом вины и печали, ступил на длинную дорогу, ведущую домой, где Артур волен был судить меня. Инис Требс погиб безвозвратно.
* * *
В устье той самой реки, где я когда-то молился Белу и Манавидану о благополучном возвращении, мы сели на корабль, державший путь в Британию. Здесь же, на реке, мы нашли и Кулуха. Его перегруженная лодка наскочила на мель и застряла в иле. Леанор и большинство наших людей были живы. Корабль, на котором мы пустились в плаванье, давно стоял у берега. Его капитан в надежде хорошо заработать на несчастье других поджидал здесь спасавшихся беженцев. Но Кулух приставил свой меч к горлу этого алчного человека и заставил его везти нас бесплатно. Мы переждали ночь, освещенную пылающим Инис Требсом, а утром подняли якорь и поплыли на север.
Мерлин задумчиво смотрел на удалявшийся берег, а я глядел на него, не веря еще по-настоящему, что старец вернулся к нам. Он был высоким, костистым человеком с длинными белыми волосами, которые теперь, когда не надо было выдавать себя за неопрятного, взлохмаченного Кельвина, он расчесал и собрал на затылке, туго перетянув черной лентой. Гладко обтянутое кожей лицо Мерлина было матовым, цвета старого полированного дерева, зеленые глаза молодо блестели, тонкие ноздри заостренного носа нервно подрагивали. Размышляя, он привычно крутил заплетенные в мелкие косички длинные усы и бороду. Никто не знал, сколько ему лет, но я наверняка не встречал такого старого и в то же время словно лишенного возраста человека. Разве что друид Бализ мог сравниться с ним по прожитым годам. Но Мерлин выглядел намного крепче и моложе. У него сохранились зубы все до последнего, а резвостью он мог бы поспорить с юными воинами, хотя обожал притворяться слабым и беспомощным стариком. Одевался Мерлин всегда во все черное и обычно носил в руке черный посох, хотя сейчас, покидая негостеприимную Арморику, он держал в руке не этот символ власти, а серую ободранную кошку.
