— Суждено ли ему стать королем? — печально вопросила она.
— Да, госпожа, — заверил я. — Рано или поздно Мордред совершит ошибку: тут-то мы и атакуем!
— Надеюсь, — кивнула Гвиневера, беря меня под руку. Не думаю, что она пыталась меня утешить; скорее, сама искала утешения. — Артур говорил с тобой об Амхаре?
— Очень коротко, госпожа.
— Он тебя не винит. Ты ведь сам знаешь, правда?
— Хотелось бы мне в это верить, — вздохнул я.
— Так и верь, — отрезала она. — Артур вовсе не из-за смерти ублюдка расстроился; он корит себя, что оказался плохим отцом.
Подозреваю, что Артур куда больше горевал о Думнонии, нежели об Амхаре; вести о резне растравили ему душу. Подобно мне, он жаждал отмщения, но Мордред командовал армией, а у Артура было меньше двух сотен человек, и всех их пришлось бы переправлять через Северн на лодках. По правде говоря, он понятия не имел, как это сделать. Кроме того, Артура тревожило, законна ли такая месть.
— Люди, которых он убил, приносили ему клятву верности, — объяснял он мне. — Король имел право предать их смерти.
— А мы имеем право отомстить за них, — настаивал я. Не поручусь, что Артур вполне со мной согласился. Он всегда пытался поставить закон выше личных пристрастий, а согласно нашему закону о клятвах, король — источник и воплощение правосудия, а значит, и всех клятв, и, стало быть, в своей собственной земле Мордред мог поступать, как ему вздумается. Так гласил закон, и Артур, будучи Артуром, опасался его нарушить, но он также оплакивал погибших мужчин и женщин и порабощенных детей и знал, что многим еще суждено умереть или угодить в рабство, пока Мордред жив. Закону, похоже, придется малость прогнуться, но Артур не знал как. Если мы двинем наших людей через Гвент и проведем их далеко на восток, мы окажемся в приграничных с Ллогрией землях и воссоединимся с Саграмором. Тогда у нас достанет сил одолеть свирепую Мордредову армию или, по крайней мере, мы сойдемся с ней на равных, но король Мэуриг упрямо отказывался пропустить нас через свои земли. А если мы переправимся через Северн на лодках, нам придется бросить лошадей; и высадимся мы слишком далеко от Саграмора, и окажемся отрезаны от него Мордредовой армией. Мордред сперва разобьет нас, а потом развернется — и разделается с нумидийцем.
По крайней мере Саграмор жив: хоть какое-то, да утешение. Мордред убил нескольких Саграморовых людей, но самого Саграмора так и не нашел и увел свои силы от границы, прежде чем Саграмор сумел жестоко отомстить. А теперь, по слухам, Саграмор и сто двадцать его воинов укрылись в какой-то южной крепости. Атаковать форт Мордред опасался, а у Саграмора недоставало сил совершить вылазку и разбить Мордредову армию, так что они наблюдали друг за другом, но не сражались, а Кердиковы саксы, ободренные беспомощностью Саграмора, вновь пробирались на запад в наши земли. На борьбу с саксами Мордред слал военные отряды и не замечал гонцов, что нахально проезжали через его земли от Артура к Саграмору и обратно. Саграмор кусал себе локти: ну как, скажите на милость, ему вызволить своих людей и привести их в Силурию? Расстояние было велико, и путь преграждал враг — враг, коему несть числа. Похоже, мы и впрямь были бессильны отомстить за погибших, но вот три недели спустя после моего возвращения в Думнонию пришли вести от двора Мэурига. И не от кого-нибудь, а от Сэнсама.
Сэнсам приехал в Иску вместе со мной, но общество Артура пришлось ему не по вкусу, так что, оставив Моргану под опекой брата, епископ сбежал в Гвент. Теперь же — возможно, чтобы показать нам, как близок он к королю, — Сэнсам извещал нас о том, что Мордред просит дозволения Мэурига провести армию через Гвент, дабы атаковать Силурию. Мэуриг якобы еще не решил, что ответить.
— Мышиный король никак опять взялся за интриги? — усмехнулся Артур, пересказав мне послание Сэнсама.
— Он поддерживает и тебя, и Мэурига, господин, — угрюмо заметил я, — дабы оба вы были ему признательны.
— Но много ли в том правды? — гадал вслух Артур. Он надеялся, что да, ибо если Мордред нападет на Артура, тогда никакой закон не запретит Артуру дать ему отпор, а если Мордред двинет армию на север, в Гвент, тогда мы сможем переплыть море Северн и воссоединиться с людьми Саграмора где-нибудь в южной Думнонии. И Галахад, и епископ Эмрис сомневались, что Сэнсам говорит дело, но я был другого мнения. Мордред ненавидел Артура больше всех на свете; конечно же, он не устоит перед искушением и попытается разбить Артура в битве.
На протяжении нескольких дней мы строили планы. Наши воины упражнялись с копьем и мечом, а Артур слал гонцов к Саграмору, намечая тактику предполагаемой кампании. Но либо Мэуриг отказал Мордреду в его просьбе, либо Мордред сам передумал идти в Силурию, только ничего ровным счетом не произошло. Мордредова армия по-прежнему стояла между нами и Саграмором, от Сэнсама не было ни слуху ни духу. Нам оставалось только ждать.
Ждать и наблюдать за муками Кайнвин. Видеть, как лицо ее худеет и заостряется все больше. Слушать ее бред, ощущать ужас в судорожной хватке и чуять смерть, которая все не приходила.
Моргана испробовала новые травы. Она возложила крест на нагое тело Кайнвин, но от прикосновения к кресту Кайнвин пронзительно завизжала. Однажды ночью, пока Моргана спала, Талиесин провел сложный обряд, пытаясь снять проклятие — он по-прежнему объяснял недуг Кайнвин воздействием злых чар. Мы убили зайца и раскрасили его кровью лицо больной; мы дотрагивались до ее покрытой нарывами кожи обожженным концом ясеневого посоха; мы обложили ее постель орлиными камнями, и ведьмиными, и «чертовыми пальцами»; над постелью мы повесили ветку ежевики и плеть омелы, срезанную с липы, а рядом с Кайнвин положили Экскалибур, одно из Сокровищ Британии, — но хворь мы так и не прогнали. Мы молились Гранносу, богу исцеления, но молитвы наши не нашли отклика, а жертвы наши были отвергнуты.
— Слишком сильная магия, — грустно утверждал Талиесин.
На следующую ночь, когда Моргана вновь заснула, мы привели к постели больной друида из северной Силурии. Деревенский друид, состоящий, казалось, сплошь из бороды и вони, пропел заклинание, затем истолок косточки жаворонка и смешал порошок с полынной настойкой в чаше из падуба. Он по капле влил смесь в рот Кайнвин, но снадобье не помогло. Друид попытался скормить недужной кусочки запеченного сердца черной кошки, но Кайнвин их выплюнула. Напоследок друид пустил в ход самое сильное свое средство: прикосновение мертвой руки. Почерневшая кисть живо напомнила мне навершие Кердикова шлема. Друид дотронулся ею до лба Кайнвин, до носа и шеи, затем прижал кисть к ее голове и забормотал заговор, но преуспел лишь в том, что с десяток вшей перебрались с его бороды на голову больной, а когда мы попытались их вычесать, то выдернули и остатки волос. Я расплатился с друидом и вышел вместе с ним во двор, подальше от дыма: это Талиесин жег травы на огне. Морвенна последовала за мной.
— Тебе надо отдохнуть, отец, — промолвила она.
— Успеется еще, — возразил я, провожая взглядом друида. Друид уковылял прочь, во тьму.
