— А в памяти, Дерфель, сохранится вот что: на ваших щитах был крест. Сегодня, дурень ты набитый, мы отдали Британию христианам, и я сделал это сам, своими руками. Я подарил Артуру его честолюбивую мечту, а расплачиваться придется мне. Теперь понимаешь?
— Да, господин.
— Я не на шутку усложнил Нимуэ задачу. Но она все равно попытается, Дерфель, она не такая, как я. Нимуэ не слаба, нет. В ней таится несгибаемая твердость.
Я улыбнулся.
— Она не убьет Гвидра, — убежденно проговорил я, — потому что мы с Артуром ей этого не позволим, и Экскалибур никто ей не даст, так как же она победит?
Мерлин уставился на меня во все глаза.
— Или ты думаешь, дурень набитый, будто у вас с Артуром достанет сил противиться Нимуэ? Она женщина, а женщины всегда получают желаемое, и если для этого нужно сокрушить мир и все, что в нем, значит, так тому и быть. Сперва она сломит меня, затем возьмется за тебя. Верно, мой юный пророк? — спросил он у Талиесина, но бард лишь закрыл глаза. Мерлин пожал плечами. — Я отвезу ей прах Гавейна и помогу чем смогу — я обещал ей это. Но все закончится слезами, Дерфель, все закончится слезами. Ну и кашу же я заварил. Что за кашу! — Старик поплотнее закутался в плащ. — Сосну-ка, пожалуй, — объявил он.
За пределами костров Черные щиты насиловали пленниц, а я все сидел, глядя в пламя. Я помог добыть великую победу — тогда отчего же мне так невыразимо печально?
В ту ночь я Артура не видел, а в туманных сумерках перед зарей столкнулся с ним на краткий миг, не более. Он поприветствовал меня с былой теплотой, обняв рукой за плечи.
— Хочу поблагодарить тебя за то, что присмотрел за Гвиневерой. — Артур был в полном вооружении и торопливо завтракал заплесневелым хлебом.
— Скорее, это Гвиневера присмотрела за мной, — возразил я.
— Ты про телеги? Эх, жаль, я не видел! — Хигвидд, Артуров слуга, вывел Лламрей из полутьмы, и хлеб полетел в сторону. — Увидимся вечером, Дерфель, — промолвил Артур, взбираясь в седло с помощью Хигвидда, — или, может, завтра.
— Куда ты собрался, господин?
— В погоню за Кердиком, куда ж еще?
Артур устроился в седле поудобнее, подобрал поводья, принял из рук Хигвидда щит и копье. Пришпорил кобылу каблуками и поскакал к своим конникам, что маячили в тумане смутными тенями. Поехал с Артуром и Мордред, уже не под стражей, но в своем праве: как хороший боец. Я наблюдал, как он взнуздывает коня, и вспоминал найденное в Линдинисе саксонское золото. Предал ли нас Мордред? Если и да, то доказать я ничего не смогу, а исход битвы свел измену на нет. И все же меня по-прежнему снедала ненависть к моему королю. Мордред поймал мой недобрый взгляд и поскакал прочь. Артур велел своим людям выступать, и вот уже цокот копыт затих в отдалении.
Мои воины дрыхли без задних ног. Я растолкал их древком копья и велел привести саксонских пленников: надо было рыть новые могилы и складывать погребальные костры. Я, наверное, и сам провел бы весь день за этим утомительным занятием, но ближе к полудню Саграмор прислал гонца, прося отправить в Аква Сулис отряд копейщиков: в городе начались беспорядки. Волнение вызвали слухи, распространившиеся среди воинов Тевдрика: дескать, отыскалось сокровище Кердика, но Артур все присвоил себе. Доказательством послужило исчезновение Артура, а в отместку христиане грозились снести до основания главный храм города, поскольку некогда то было языческое святилище. Я сумел утихомирить смутьянов, объявив, что и в самом деле найдены два сундука с золотом, но они находятся под надежной охраной, и содержимое их будет честно поделено сразу по возвращении Артура. По предложению Тевдрика мы отправили полдюжины его солдат в помощь охране, приставленной к сундукам, что до поры находились в разоренном Кердиковом лагере.
Христиане Гвента успокоились, но тут взбунтовались копейщики Повиса, обвинив Энгуса Макайрема в гибели Кунегласа. Вражда между Повисом и Деметией уходила корнями в далекое прошлое, ибо Энгус Макайрем был куда как не прочь разграбить урожай богатого соседа; собственно, Повис в Деметии называли не иначе как «нашей кладовой». Но в тот день ссору затеяли повисцы, утверждая, что Кунеглас не погиб бы, кабы Черные щиты не опоздали к битве. А ирландцев хлебом не корми, дай подраться; и едва угомонили людей Тевдрика, как за зданием суда послышался лязг мечей и копий — повиссцы и Черные щиты сошлись не на жизнь, а на смерть. Саграмор восстановил шаткий мир тем, что просто-напросто зарубил зачинщиков, но в течение всего дня между двумя народами не прекращались свары. Раздор усилился, когда стало известно, что Тевдрик послал солдат занять Лактодурум, северную крепость, которая на протяжении жизни вот уже целого поколения бриттам не принадлежала. Осиротевшие повисцы объявили, что крепость находится на их земле, а вовсе не на гвентской, и наспех сколоченный отряд повисских копейщиков устремился в погоню за людьми Тевдрика. Черные щиты, которым до Лактодурума дела не было, тем не менее настаивали, что гвентцы в своем праве, чтобы еще больше раздразнить повисцев, а результатом стали новые уличные драки. Тут и там завязывались кровопролитные потасовки из-за города, о котором дерущиеся в большинстве своем отродясь не слышали и в котором, возможно, по сю пору стоял саксонский гарнизон.
Мы, думнонийцы, в эти побоища не ввязывались; напротив, это наши копейщики охраняли улицы, не давая дракам выплескиваться за пределы таверн. Но ближе к вечеру в распрю оказались втянуты и мы: из Глевума прибыла Арганте с двумя десятками слуг и обнаружила, что Гвиневера заняла епископский особняк, возведенный позади храма Минервы. Особняк этот отнюдь не был самым большим и удобным в Аква Сулис; напротив, заметно уступал дворцу магистрата Килдидда, но во дворце Килдидда некогда останавливался Ланселот, и потому Гвиневера его отвергла. Арганте тем не менее настаивала, что епископский дом следует отвести ей, поскольку находится он на территории святилища. Оголтелый отряд Черных щитов отправился выселять Гвиневеру и столкнулся с двумя десятками моих людей, намеренных защищать ее. Двое погибли, прежде чем Гвиневера объявила, что ей все равно, в каком доме жить, и перебралась в священнические покои, построенные рядом с купальнями. Арганте, одержав победу в споре, объявила, что новое жилье Гвиневере замечательно подходит — здесь-де некогда располагался бордель. Фергал, друид Арганте, привел к купальням орду Черных щитов, и те забавлялись, спрашивая про бордельные цены и требуя, чтобы Гвиневера разделась перед ними догола. Еще один отряд Черных щитов занял храм и вышвырнул за двери крест, наспех установленный Тевдриком над алтарем. И теперь десятки одетых в алое копейщиков Гвента собирались с силами, дабы пробиться внутрь и вернуть святыню на место.
Мы с Саграмором привели своих людей на территорию храма, что к вечеру, чего доброго, превратилась бы в кровавую баню. Мои копейщики охраняли двери святилища, воины Саграмора защищали Гвиневеру, но наши силы заметно уступали в числе хмельным воякам из Деметии и Гвента, а повисцы, радуясь поводу досадить Черным щитам, криками поддерживали Гвиневеру. Я протолкался сквозь упившуюся медом толпу, раздавая увесистые тумаки самым шумным смутьянам, но по мере того, как солнце опускалось все ниже, буйство набирало силу, и я опасался, что не совладаю с обезумевшей ордой. Мир худо-бедно восстановил Саграмор. Он взобрался на крышу купальни и встал там, высокий и грозный, между двумя статуями, призывая к молчанию. Нумидиец загодя разоблачился до пояса, так что по контрасту с беломраморными воинами его черная кожа производила впечатление тем более сильное.
