— Выродки! — только и повторял сэр Джон под насмешливые выкрики, несущиеся от города. — Напали на сонных! Выродки!
— «Дикарку» не тронули, — стоически отозвался Ник. — Хоть и сгубили «Избавителя».
— Мы их еще сгубим, чтоб им пусто было!
— И наших никого не задело, — добавил Хук.
— Мы их заденем, черт их дери! — пообещал сэр Джон.
Осада и без того захлебывалась на глазах, а тут еще такая оплеуха… При виде пленного француза, которого столкнули в траншею, командующего передернуло, и Хуку показалось, что тут-то сэр Джон и выместит свою ярость, однако командующий заметил Мелисанду.
— Что ей тут делать, дерьмоголовый ты пень! — обрушился он на Хука. — Оторваться от бабы не можешь?
— Ник не виноват! — бесстрашно встряла Мелисанда. Она по-прежнему держала в руках арбалет, хотя ни разу из него не выстрелила. — Он меня прогонял!
Привычная галантность в обращении с женщинами взяла верх над гневом, и сэр Джон буркнул нечто похожее на извинение. Мелисанда в ответ зачастила по-французски, то и дело указывая на лагерь, и по мере ее рассказа к сэру Джону возвращалась прежняя ярость.
— Почему ты мне не сказал? — рявкнул он на Хука.
— О чем, сэр Джон?
— О священнике, что ей угрожал?
— За себя я бьюсь сам, — мрачно процедил Хук.
— Ну уж нет! — Сэр Джон вскинул руку в боевой перчатке и ткнул Ника в плечо. — Ты бьешься за меня, Хук, потому я тебе и плачу. А если ты бьешься за меня, то я бьюсь за тебя, ясно? Мы один отряд! — Последние слова сэр Джон крикнул так, что латники, стоявшие в траншее за полсотни ярдов, обернулись посмотреть. — Мы соратники! Кто задевает одного — тот задевает всех! Даже если твоя женщина пойдет нагая через всю армию, ее никто не посмеет тронуть невозбранно, потому что она с нами! Она из нашего отряда! Клянусь печенкой, я зарежу этого мерзкого святошу! Вырву из него позвоночник через глотку и скормлю мясо псам! Никому не позволю нам угрожать! Никому!
Сэр Джон, отчаявшись достать из-за стен улизнувшего врага, теперь жаждал хоть с кем-нибудь поквитаться, и обидчик Хука пришелся кстати.
* * *
Хук наблюдал, как Мелисанда кормит медом отца Кристофера. Священник сидел, опершись спиной на бочку из-под копченой сельди, привезенной из Англии и давно съеденной. Он похудел до костей, лицо побледнело и осунулось, но, несмотря на слабость, он все же выжил.
— Коббет умер, — сообщил ему Хук. — И Роберт Флетчер.
— Бедный Роберт! — вдохнул отец Кристофер. — А как его брат?
— Плох.
— Кто еще?
— Умерли Пирсон, Халл, Борроу и Джон Тейлор.
— Господь да будет к ним милостив! — Священник перекрестился. — А из латников?
— Джон Гэфри, Питер Данс, сэр Томас Питерс.
— Бог от нас отвернулся, — пробормотал отец Кристофер. — Твой святой с тобой говорит?
— Сейчас нет, — признался Хук.
Отец Кристофер вздохнул и на миг прикрыл глаза.
— Мы согрешили, — обреченно выдохнул он.
— Нам сказали, что Бог на нашей стороне, — упрямо возразил Хук.
— Мы этому верили. И пришли сюда, убежденные в своей правоте. А французы считали, что Бог за них. И теперь Он являет Свою волю. Нам не стоило сюда приходить.
— Правильно, — убежденно поддакнула Мелисанда.
— Гарфлёр сдастся, — настаивал Хук.
— Возможно, — кивнул отец Кристофер, пережидая, пока Мелисанда вытрет струйку меда с его подбородка. — Если не подойдет войско на подмогу — да, когда-нибудь сдастся. И что? Сколько осталось от нашей армии?
— Хватит и того, что осталось.
Отец Кристофер устало улыбнулся:
— Хватит для чего? Дойти до Руана и ввязаться в очередную осаду? Или захватить Париж? Да мы даже не отобьемся, если нагрянет французское подкрепление! Что тогда? Восстанавливать гарфлёрские стены и отплывать домой?.. Мы проиграли, Хук. Проиграли.
Ник не ответил. В теплом воздухе разнесся звук от выстрела английской пушки — одной из немногих оставшихся. Где-то в лагере мужской голос выводил песню.
— Нельзя же просто так уйти! — помолчав, пробормотал Хук.
— Можно. Столько денег ни за что! Лишь за один Гарфлёр… А во что обойдется восстановить стены? — Священник пожал плечами.
— Тогда, может, прекратить осаду? — угрюмо выговорил Хук.
Отец Кристофер покачал головой.
— Генрих на такое не пойдет. Ему нужна победа! Чтоб все знали, что Бог на его стороне! А снять осаду — значит признаться в слабости. — Священник, нахмурившись, помолчал. — Отец Генриха захватил престол силой. Если король окажется слаб, на трон могут покуситься другие.
— Не разговаривайте, ешьте, — вмешалась Мелисанда.
— Я уже сыт, детка.
— Вам нужно есть больше!
— В следующий раз. Вечером. Merci
[23]
.
— Господь вас бережет, святой отец, — заметил Хук.
— Может, Он не пускает меня в рай? — слабо улыбнулся отец Кристофер. — Или дает мне время стать достойным священником?
— Вы и без того хороший священник, — горячо возразил Хук.
— Так и скажу святому Петру, когда он будет допытываться, достоин ли я рая. Спроси у Ника Хука, скажу я ему. Тогда он пожелает знать, кто такой Ник Хук, и я отвечу: а это такой разбойник, вор и, скорее всего, убийца, но все равно ступай и спроси.
— Я теперь честный человек, святой отец, — улыбнулся Хук.
— Ты недалек от Царствия Небесного, юный Хук, и все же будем надеяться, что мы попадем туда не скоро. И уж точно обойдемся там без сэра Мартина.
— Он трус! — презрительно усмехнулась Мелисанда.
— Редко кто не струсит, имея дело с сэром Джоном, — тихо заметил отец Кристофер.
— Ему и сказать-то было нечего! — добавила Мелисанда.
Сразу после отбитой вылазки французов сэр Джон потащил Хука с Мелисандой в отряд лорда Слейтона и провозгласил на весь лагерь, что желающие смерти Хука могут убить его прямо там, не сходя с места.
— Кто хочет себе эту женщину? — громогласно вопрошал он. — Забирайте!
Стрелки лорда Слейтона, латники, челядь и все, кто случился в лагере — кто чистил доспехи, готовил еду или просто отдыхал, — отвлеклись от дел, чтобы не пропустить представление.
— Забирайте ее! — бушевал сэр Джон. — Она ваша! Можете по очереди, как кобели на суку! Давайте, что застеснялись! Красотка хоть куда! Хотите ее поиметь? Запросто! — Сэр Джон подождал отклика, но никто не шевельнулся. Тогда он указал на Хука: — Забирайте женщину, вы все! Но сначала вам придется убить моего винтенара!
