— А когда король умер, — продолжала девушка, — все вокруг хотели, чтобы вдова ушла в монастырь и провела жизнь в молитвах. А она отказалась! Стала королевой — и еще какой!
— Ты моя королева. — Комплимент вышел неуклюжим, Мелисанда оставила его без внимания.
— В монастыре у меня была подруга. Старше меня. Намного. Сестра Беатриса. Она советовала мне уйти. Говорила, что у меня должна быть своя жизнь. Я не верила. А потом пришел ты. И теперь я поступлю так же, как королева Мелисанда. Сделаю то, что мне хочется. — По ее телу прошла дрожь. — Я останусь с тобой.
— Я лучник, — невесело выговорил Хук. — Просто лучник.
— Нет! Ты винтенар. А завтра, может, станешь сентенаром — кто знает? И когда-нибудь тебе пожалуют земли. У нас будет своя земля.
— Завтра день святого Криспиниана, — ответил Хук после безуспешной попытки вообразить себя землевладельцем.
— И он тебя не забыл! Завтра он будет с тобой! — уверенно заявила Мелисанда.
Хук надеялся, что так и случится.
— Сделай мне одолжение, — попросил он. — Надень налатник, что дал тебе отец.
Девушка помолчала, затем Хук почувствовал, как она кивнула.
— Хорошо, — пообещала она.
Из темноты раздался голос Томаса Эвелголда.
— Хук! Бери своих и ступай в дозор, пора! — Сентенар помолчал, ожидая ответа. Мелисанда прижалась к мужу. — Хук! — снова окликнул Эвелголд.
— Иду!
— Мы еще увидимся до того, как… — Голос Мелисанды прервался.
— Мы еще увидимся, — ответил Хук и поцеловал жену. Укрыв ее плащом, он еще раз крикнул Эвелголду: — Иду!
Лучников будить не пришлось: под проливным дождем, да еще в грозу с громом, никто не спал. Недовольно ворча, стрелки потянулись вслед за Хуком на пологий склон, поднимающийся к распаханному плато, и там долгое время блуждали, пытаясь найти дозорных, которых им полагалось сменить. Наконец в ста шагах от вкопанных в землю заостренных кольев Хук обнаружил Уолтера Мэгота и его лучников.
— Скажи, что оставил для меня большой костер и горшок похлебки, — вместо приветствия крикнул Мэгот.
— Похлебка гуще некуда: ячневая крупа, говядина и пастернак. И пара репок в придачу.
— Французов временами слышно, — доложил Мэгот. — Коней выгуливают. Если приблизятся — пойте, отойдут дальше.
Хук вгляделся в северную сторону плато. Несмотря на дождь, французские костры горели ярко, их пламя мелькало на тронутой дождевой рябью поверхности воды, заполнявшей борозды от плуга. Отблески того же огня освещали французов, выведших коней в поле.
— Готовят коней к утру, — предположил Хук.
— Хотят на нас напасть, погляди ты, — отозвался Мэгот. — Прямо с утра. Все эти крепкие парни на крепких конях.
— Значит, молись, чтобы ливень перестал.
— Боже, пусть дождь кончится! — жарко взмолился Мэгот. Под дождем тетива неминуемо промокнет и обвиснет, ослабив луки. — Не мерзни, Ник, — пожелал напоследок Мэгот и повел свой отряд к лагерю, где их ждал уют не намного больший, чем в открытом поле.
Хук сидел, съежившись под проливным дождем и ветром. Прорезавшая небо молния ударила в равнину позади вражеского лагеря, в ее внезапном свете Хук увидел французские палатки и знамена. Слишком много палаток и знамен, слишком много воинов для одной битвы. Где-то заржал конь — один из сотен, которых выгуливали сейчас по полю. Когда слуги с конями приближались, Хук слышал чавкающий звук от копыт, вязнущих в грязи. Пару раз французы подходили слишком близко, но после оклика Хука сворачивали прочь. Время от времени дождь слабел, шум делался тише, и из вражеского лагеря до Хука доносились хохот и пение. У англичан было тихо. Хук знал, что в обоих лагерях многие не уснут — из-за ливня или из-за ожидания битвы. При мысли о том, что предстоит на рассвете, Хук содрогнулся. «Будь с нами», — взмолился он святому Криспиниану и тут же вспомнил суассонский собор и священника, который сказал, что возносимые за других молитвы более действенны. Тогда Хук помолился о том, чтобы Мелисанда и отец Кристофер пережили безумие наступающего дня.
Резкая белая молния пронзила тьму, над головой ударил раскат грома, дождь разразился с новой силой — плотный и злобный, затмивший даже огни французских костров.
— Кто идет? — вдруг крикнул Том Скарлет.
— Свои! — откликнулся голос.
Новая вспышка молнии осветила латника в кольчуге и ножных латах, идущего со стороны английского лагеря. При свете молнии Хук успел заметить, что накидки на латнике нет, а голова закрыта вместо шлема широкополой кожаной шляпой.
— Кто такой? — требовательно спросил Хук.
— Суон, — назвался пришедший. — Джон Суон. Вы из чьего отряда?
— Сэра Джона Корнуолла, — ответил Хук.
— Будь все наши бойцы такими же, как сэр Джон, французам осталось бы только сбежать! — В грохоте ливня Суону приходилось напрягать голос почти до крика.
Никто из лучников не ответил.
— Луки натянуты? — спросил пришедший.
— В такую погоду, господин? Нет, конечно! — ответил Хук.
— А если дождь будет лить и утром?
Хук пожал плечами.
— Укоротим тетиву и будем стрелять, но бечева растянется.
— А там и порвется, — добавил Уилл из Дейла.
— Потому что растреплется, — пояснил Том Скарлет.
— И что нас ждет утром? — спросил Суон.
Он присел ближе к лучникам, которых присутствие чужака явно стесняло.
— Вам лучше знать, господин, — отозвался Хук.
— А вы сами как думаете? — не отступал Суон.
Повисла неловкая тишина: никто из лучников не собирался делиться опасениями. Из французского лагеря донесся взрыв хохота и радостные клики.
— Французы к утру напьются, — продолжил Суон. — А мы встретим их трезвыми.
— Ага, потому что у нас пива нет, — не удержался Том Скарлет.
— Так что же, по-вашему, будет утром? — настаивал Суон.
Вновь повисло молчание.
— На нас нападут пьяные французы, — в конце концов ответил Хук.
— А потом?
— А потом мы их будем убивать, — пожал плечами Том Скарлет.
— И выиграем битву? — добивался своего Суон.
Снова никто не ответил. Хук недоумевал, с чего вдруг какому-то латнику вздумалось отыскивать дозорных и так усиленно вытягивать их на разговор.
— На все Божья воля, господин, — осторожно ответил Ник, не дождавшись ответа от других.
— Бог на нашей стороне, — с нажимом произнес Суон.
— На то и надеемся, господин, — неуверенно отозвался Том Скарлет.
— Аминь, — вставил Уилл из Дейла.
