Французы смотрели на битву как на увеселение. Этот английский Генрих, посмевший пригнать свою жалкую армию из Нормандии в Пикардию в надежде посрамить врага и нагло протащить по Франции английские знамена, теперь оказался в ловушке. Ланферель, наблюдавший за врагом с рассвета, насчитал в рядах англичан всего тысячу латников. Число казалось таким несоразмерно малым, что Ланферель перепроверял вновь и вновь: делил строй на четверти, считал головы и умножал на четыре. И все равно каждый раз выходил тот же итог. Около тысячи латников против трех победоносных французских полков, каждый не меньше восьми тысяч воинов… Правда, у англичан были еще фланги.
Лучники.
Толпы лучников, не поддающиеся счету: разведчики называли число от четырех до восьми тысяч. И у каждого лучника длинный тисовый лук и мешок стрел со стальным жалом, способным с близкого расстояния пробить даже самую лучшую броню. Латные доспехи Ланфереля выгибались замысловатыми линиями, чтобы стрелы скользили по касательной, и все же удачно пущенная стрела могла попасть в цель. И потому Жильбер, владыка ада, мессир де Ланферель, не разделял веселости своих соотечественников. Он ни секунды не сомневался, что французские латники вмиг перебьют английских, но добраться до их жалкой горстки можно лишь сквозь шквал английских стрел.
Ночью, пока остальные напивались, мессир Ланферель посетил астролога — знаменитого мэтра из Парижа, способного, как говорили, видеть будущее, — и присоединился к длинной очереди тех, кто жаждал встречи с провидцем. Хмурый бородатый предсказатель, закутанный в подбитый мехом черный плащ, принял от него золото и после длительных вздохов и стенаний объявил, что грядущее принесет Ланферелю славу.
— Вам предстоит убивать, мессир. Вы будете сеять смерть и стяжаете славу и богатства.
Тогда, выйдя из палатки астролога под потоки ливня, Ланферель почувствовал досаду. В том, что ему предстоит убивать, он и сам не сомневался, но он не столько жаждал перебить англичан, сколько мечтал захватить пленных. И теперь перед ним, в центре вражеского строя, под высоко развевающимися знаменами стоял английский король. Захватить в плен Генриха — и выкуп годами будут собирать по всей Англии: вот о чем грезил каждый из французов, разглядывая заодно герцогов и прочих владетельных лордов, с каждого из которых можно содрать целое состояние.
Однако между мечтой и действительностью стояли лучники.
А Жильбер, мессир де Ланферель, хорошо знал мощь тисового лука.
Потому-то при виде англичан, двинувшихся в мучительный переход через поле между Трамкуром и Азенкуром, Ланферель крикнул коннетаблю, что с наступлением нельзя тянуть. Продираясь вперед по распаханному плато, англичане рассредоточились — и вместо армии, выстроенной в боевой порядок, врагу вдруг предстала заляпанная грязью толпа, с трудом ползущая по слякоти.
— Выпускайте конницу! — вновь крикнул Ланферель маршалу Бусико и коннетаблю д'Альбре.
Конные рыцари стояли на обоих флангах французского войска. Мощным боевым коням в железных наглавниках и стеганых нагрудниках ничего не стоило налететь на лучников с боков, смять строй и безжалостно растоптать, однако большинство всадников выгуливали коней на травянистых лугах за лесом, и прочим оставалось лишь смотреть, как приближается английское войско.
— Командую здесь не я, — ответил Ланферелю маршал Бусико.
— А кто?
— Не я, — мрачно бросил Бусико, явно опасающийся лучников не меньше, чем Ланферель.
— Дьявол всех раздери! — выругался Ланферель, когда приказа так и не последовало. Латники, выстроив коней, молча наблюдали, как англичане подбираются все ближе. — Кто тут распоряжается? Черт возьми, есть тут командующие?
Перед битвой никто не обратился к французам с ободряющей речью — не то что Генрих: Ланферель видел, как английский король задержался перед строем, воодушевляя своих людей на битву.
А кто воодушевит французов? Ни коннетабль, ни маршал не распоряжались полностью всей армией: эта честь, судя по всему, принадлежала то ли герцогу Брабантскому, то ли юному герцогу Орлеанскому. Он только что прибыл на место битвы и теперь с удовольствием наблюдал за продвижением англичан, явно подсчитывая размеры выкупа с будущих пленных. Поэтому никакого приказа французские всадники так и не получили.
Ланферель, едва веря своим глазам, следил, как англичан подпускают на расстояние лучного выстрела. У французов были и арбалетчики, и сколько-то лучников, обученных стрелять из тисового лука, и небольшие пушки, уже заряженные и готовые к выстрелу. Но оставленные в ожидании всадники загораживали собой и пушки, и стрелков, так что у французов оставались в бездействии даже арбалеты, бьющие на большее расстояние, чем луки.
«Боже милостивый!» — подумал Ланферель, глядя, как вражеские лучники безнаказанно вбивают в землю колья. Происходящее походило на безумие. Английским лучникам, которых давно пора было разметать по полю и перебить, позволили подойти на лучный выстрел и вкопать в податливую землю колья, которые не пропустят всадников! И теперь стрелки, стоя в пределах досягаемости арбалетов, спокойно натягивали луки.
— Потрясающе, — бросил Ланферель, ни к кому не обращаясь. — Она входит, обнажается, ложится, раздвигает ноги, а мы все стоим и смотрим.
— Мессир? — переспросил оруженосец.
Ланферель не ответил.
— Забрала! — крикнул он своему отряду — шести десяткам латников, затем обернулся проследить, все ли закрыли забрала, и лишь тогда опустил свое.
Его вмиг окутала тьма. Мгновением раньше он ясно видел врагов и даже сверкающую корону Генриха поверх шлема, а теперь обзор перекрылся стальным щитком с двумя десятками отверстий (мелких, чтобы не прошла стрела даже с самым тонким жалом), и приходилось водить головой из стороны в сторону, пытаясь хоть что-то разглядеть.
И все же он заметил одинокого всадника напротив английского войска.
И увидел подброшенный в небо жезл.
И услышал команду: «Готовсь! Стреляй!»
Он опустил голову, словно встречая поток яростного ветра, и при звуке взлетающих в небо стрел сжался, стиснув зубы, — и в этот миг стрелы посыпались на французский строй.
Стальные наконечники с ужасающим скрежетом ударяли по стальным доспехам, кто-то вопил от внезапной боли, сам Ланферель почувствовал толчок в плечо, и, хотя латный наплечник отразил стрелу, француза развернуло в сторону одной силой удара. Вторая стрела угодила в копье. Ланферелю передалась дрожь древка, но самой стрелы он не видел. Какой-то идиот в заднем ряду оставил забрало открытым, и теперь вокруг стрелы, свалившейся с неба прямо ему в рот, бурлила кровь, заливавшая дыхательное горло. Немногие стрелы ударяли в землю, какие-то отскакивали от лат. Слева от Ланфереля заржал и вздыбился конь.
— Сен-Дени! Монжуа! — послышались кличи, и Ланферель, дернув головой в попытке разглядеть происходящее, увидел сквозь отверстия забрала, что конные латники наконец выступают вперед.
