— Милый, еще не вечер...
“Хватит или еще подразнить? — хладнокровно размышляла она, сохраняя на лице страстное выражение. — Мужичок очень-очень хочет. Лучше бы еще пофаловать, но вдруг перегорит? Если я сейчас его выставлю, Мирон разозлится. Самолюбивый, засранец, не простит, что его поматросили и бросили. Обидится, и больше я его не увижу. Тогда весь план насмарку. Ладно, не буду загадывать, как пойдет...”
Томно выгнувшись всем телом, Алла колыхнула своим пышным бюстом и посмотрела взглядом, полным едва сдерживаемого желания.
Высший пилотаж женского искусства обольщения — когда словами говорится одно, а позой, жестами, взглядами — другое.
— Славик, ребята могут войти.
— Алла, я прошу тебя... поехали со мной... — Его голос прерывался.
— Поехали, — тут же откликнулась она.
Ей уже надоело сидеть в этом обшарпанном кабинете на облезлом диване и тискаться, как сексуально озабоченные юнцы. Пора либо ложиться, либо сказать: “Не сегодня, милый”, либо сменить декорации. Алла предпочла последнее. Она была стопроцентно уверена, что инициатива будет в ее руках: захочет — станет любовницей Мирона, не захочет — придумает, как ускользнуть так, чтобы он продолжал сгорать от желания. Алла не сомневалась — даже если сегодня она подразнит, но не отдастся, Мирон все равно с крючка не соскочит. Подсел крепко!
В том, что мужчина соблазнил женщину, зачастую не его, а ЕЕ заслуга.
Раньше Алле никогда не приходилось ложиться в постель с нежеланным мужчиной. Обольщая Мирона два дня назад, она не собиралась с ним спать. Ей всего лишь нужно было произвести на него впечатление, чтобы он почаще приглашал их к себе, а во время этих встреч рисковая деловая дама намеревалась урвать с него тот самый “клок шерсти”, который можно урвать с любого мужчины, даже с бандитского главаря.
Сегодня Казанова в юбке зашла гораздо дальше, чем планировала, — ну и что? Она очень любила рисковые игры и острые ощущения.
Усадив Аллу на заднее сиденье своей машины, Мирон сел рядом, взмахом руки отослал телохранителей и кивнул водителю. “Кадиллак” тронулся с места. Склонив голову ей на плечо, он легкими движениями касался ее груди, играл с сосками, и Алла вдруг почувствовала желание.
Бывает, что в мужчине нет ничего особенного, но вот он, рядом, и от него идет такой мощный сексуальный посыл, что устоять невозможно! Его неукротимое желание зажигает и женщину, мозги отключаются, все благие намерения побоку. Хочу, хочу, хочу, и гори оно все огнем!
Придвинувшись ближе, Алла куснула Славино ухо, провела пальцами по шее, залезла под рубашку, погладила грудь, тронула соски, обвела их круговым движением, ущипнула и потянула. Какая же у него нежная кожа... Как у мальчика-подростка. Перебирая пальцами, она спустилась к животу, просунула под брючный ремень два пальца, затем всю ладонь и замерла. Почувствовав упругое, твердеющее под рукой, шепнула, чуть сжимая пальцы:
— Ты мой любимый... Такой сладкий... — и дернула “молнию” на его брюках.
Напряженная плоть прыгала ей в руки, но Алла не спешила. Она любила мужское тело и наслаждение, которое оно ей давало. Секс не удовлетворение влечения, а искусство. Песнь Песней! Как гурман не торопится проглотить пищу, так и Алла любила растянуть удовольствие.
— Радость моя, ты мой, а я твоя, ты горишь, и я горю, и какой же от этого кайф... — бормотала она в счастливом упоении.
Продолжая то медленно, то быстро двигать пальцами и бормоча всякие глупости, Алла перекинула правую ногу через бедро Мирона и оказалась у него между ног спиной к нему. Тот прерывисто дышал и обеими руками мял ее грудь. Зажав бедрами напряженную плоть партнера, чуть приподнимаясь и выгибаясь, она позволила ей скользить. Мирон стонал, забыв обо всем. Алла то раздвигала бедра, то вновь их сдвигала, сжимая вожделенный ствол.
— Нет, не входи, и так хорошо.
Мягко отняв правую руку Мирона от своей груди, она опустила ее вниз, направила, дав нужный ритм, прижала головку к своей жаждущей плоти и ритмично задвигалась.
— Ах, как сладко... Еще, милый... А-а-а! — вот он, вожделенный экстаз, Песнь Песней плоти!
Мирон судорожно сжал ее грудь, уткнулся сзади в плечо, несколько раз дернулся, стараясь сдержать рвущийся крик, и затих.
Повернув голову, она встретилась губами с его ртом и замерла.
“До чего же хорошо, черт побери! Воистину не знаешь, где найдешь... Внешне мужичок-то так себе, ничего особенного, а так от него завелась, что не хочется расставаться. Нет, одним разом у меня с ним не ограничится”.
Мирон не хотел ее отпускать, гладил грудь, бедра, зарывался лицом в волосы и что-то бормотал, счастливый...
Шофер невозмутимо смотрел вперед и ехал, избегая колдобин, чтобы не потревожить своих пассажиров. Алла кинула на него взгляд, усмехнулась и осталась на коленях любовника в той же позе — юбка задрана, грудь обнажена. Да плевать ей, что подумает тупой водила!
Что на нее нашло? Да зачем об этом думать? Мощный зов плоти, неподвластный разуму, когда слабеют мозги. Этот маленький мужчина чем-то ее взял. Хотелось отдаться, и мозги всмятку. Даже сейчас ощущать под собой его теплые ноги было приятно. С необычной для нее нежностью Алла погладила бедра Мирона.
Партнер, который подарил тебе наслаждение, — это Мужчина.
Безумство тела продолжалось неделю. Алла даже не утруждала себя раздумьями, почему будто с цепи сорвалась... Плоть порой неподвластна разуму и живет своей жизнью...
Слава загорался, лишь коснувшись любовницы, и она тоже вспыхивала в ответ.
Шестерки Мирона попрятались, стараясь как можно реже попадаться на глаза командиру и его капризной любовнице. А Слава настолько потерял от нее голову, что не обращал ни на кого внимания. Неизвестно, как это отразилось на мнении бойцов о своем командире, поскольку их мнения никто не спрашивал.
За столь короткий срок Алла стала полновластной хозяйкой в доме Мирона и железной рукой правила его шестерками. Вспыльчивая, скорая на расправу, поднаторевшая в кулачном бою с бывшим мужем, она даже пару раз заехала по зубам бойцам Мирона и сразу завоевала их безграничное уважение — они понимали только силу. Ее неудовольствия боевики теперь боялись не меньше, чем гнева самого командира.
Она так увлеклась постельными забавами, что забыла и о работе, и о любимой подруге.
Когда блудная Алла наконец явилась, Лара с трудом ее узнала: под глазами синеватые круги, щеки запали, взгляд отрешенный. Подруга выглядела так, будто ее долго держали в темнице и морили голодом.
— Мать, что он с тобой сделал? — ахнула Лариса.
— Ничего, сама поддалась зову плоти.
— Ты?!
Алла расправила плечи, оглядела себя, усмехнулась и подмигнула подруге.
— Тяжкое бремя плоти, старушка. Аль я виновата, что сама-то дыровата? — дурачась, пропела она.
