Полковник Ласкомб колебался, подергивая себя за усы.
– Мне кажется, Бесс, что ты совершаешь большую
ошибку. – Он вздохнул. – Она спрашивала, где ты, и я сказал, что за
границей.
– Я буду там через каких-нибудь двенадцать часов, так
что все прекрасно обойдется.
Она подошла к нему и поцеловала его в кончик подбородка,
затем ловко повернула кругом, словно они собирались играть в жмурки, открыла
дверь и легким движением вытолкнула Ласкомба в коридор. Когда дверь затворилась,
полковник заметил старую даму, которая поворачивала за угол у самой лестницы.
Она бормотала себе под нос, роясь в сумке:
– Боже мой, наверное, я забыла это в номере. Ах, боже
мой!
Она прошла мимо полковника, не обратив на него особого
внимания, но, когда он начал спускаться, мисс Марпл остановилась у своей двери
и устремила на него пронзительный взгляд. Потом она взглянула на дверь Бесс
Седжвик. «Так вот кого она поджидала, – сказала себе мисс Марпл, –
интересно – зачем?»
3
Каноник Пеннифезер, подкрепившись завтраком и не забыв
оставить ключ у портье, вышел из гостиницы и был бережно усажен в такси
швейцаром-ирландцем, который для того и был поставлен.
– Куда едем, сэр?
– Ох, боже мой, – пробормотал каноник Пеннифезер
во внезапной растерянности. – Дайте мне подумать, куда я собирался.
Движение на Понд-стрит было задержано на несколько минут,
пока Пеннифезер и швейцар обсуждали этот запутанный вопрос. Наконец на каноника
снизошло озарение, и такси было велено следовать в Британский музей.
Швейцар остался стоять на тротуаре с широкой ухмылкой на
лице, и, так как больше из гостиницы, насколько он мог видеть, никто не
выходил, он слегка прогулялся вдоль фасада, негромко насвистывая какую-то
старую песенку.
Одно из окон на первом этаже отеля «Бертрам» открылось, но
швейцар даже не обернулся, как вдруг из окна донесся голос:
– Так вот ты где обосновался, Мики! Каким ветром тебя
сюда занесло?
Он круто повернулся, застигнутый врасплох, и воззрился на
говорившую.
Леди Седжвик высунула голову из окна.
– Ты что, не узнаешь меня? – спросила она.
По его лицу скользнула тень воспоминания.
– Бог ты мой, да никак это малышка Бесси! Подумать
только! Сколько лет прошло. Малышка Бесси.
– Никто, кроме тебя, не называл меня Бесси. Отвратное
имя. Ну и чем же ты все это время занимался?
– Всем понемногу, – сказал Мики с заметной
неохотой. – Обо мне-то не писали, как о тебе. Я, бывало, читал о твоих
проделках.
Бесс Седжвик рассмеялась.
– Во всяком случае, я лучше тебя сохранилась, –
сказала она. – А ты слишком много пьешь. Всегда пил много.
– Ты только потому и сохранилась, что все время при
деньгах была.
– Тебе-то деньги не принесли бы никакой пользы. Ты
просто пил бы еще больше, пока совсем бы не спился. Да, да, так оно и есть. Но
все же как ты сюда попал, хотела бы я знать.
– Мне нужна была работа. А у меня вот что
имеется… – Рука его прошлась по ряду медалей на груди.
– Понятно. – Она задумалась. – И все они
настоящие?
– Ясно, настоящие. А то какие?
– Да я тебе верю, верю. Ты всегда был храбрым. И бойцом
неплохим. Да, для армии ты подходящий кадр. В этом я не сомневаюсь.
– Армия хороша во время войны, а в мирное время в ней
ничего хорошего нет.
– Вот ты и прибился сюда. Я понятия не имела… –
Она вдруг замолчала.
– О чем это ты, Бесси, понятия не имела?
– Да так, ничего. Странно встретить тебя после стольких
лет.
– Я ничего не забыл, – сказал он. – Я тебя
никогда не забывал, малышка Бесси. Ах и хороша же ты была! Такая красотка.
– Глупая девчонка – вот кем я была, – возразила
леди Седжвик.
– Что верно, то верно. Большого ума в тебе не было.
Если бы ты была поумнее, не связалась бы со мной. Ты с лошадками лихо
управлялась. Помнишь ту кобылку, как ее звали-то? Молли О’Флинн. Норовистая,
прямо ведьма.
– Да, только ты один мог с ней справиться, –
признала леди Седжвик.
– Она бы меня сбросила, если бы могла! Но когда поняла,
что это у нее не пройдет, сразу смирилась. Ну и красавица она была, а? Но уж
если говорить о верховой езде, то ни одна леди не ездила верхом лучше тебя. Как
ты сидела, как держалась! Ни капли страха, ни на миг! Так оно и дальше было,
судя по всему. Аэропланы, гоночные машины…
Бесс Седжвик рассмеялась:
– Ладно, мне пора заканчивать письма. – Она отошла
от окна.
Мики перегнулся через ограду.
– Я не забыл Балигоулан, – сказал он
многозначительно. – Я иногда думал написать тебе…
Голос Бесс Седжвик прозвучал резко:
– Что это на тебя нашло, Мик Горман?
– Просто говорю, что ничего не забыл… Просто так…
напомнил тебе.
Голос Бесс Седжвик все еще сохранял резкий тон:
– Если ты думаешь о том, о чем, я полагаю, ты думаешь,
то вот тебе мой совет: держи язык за зубами. Только пикни – я тебя пристрелю
так же легко, как крысу. Мне случалось убивать людей.
– Может, в чужих странах…
– В чужих или здесь, мне все едино.
– Боже праведный, не сомневаюсь, что ты на это
способна! – В голосе Мики звучало неподдельное восхищение. – В
Балигоулане…
– В Балигоулане, – перебила она, – тебе
заплатили за молчание, и заплатили хорошо. Денежки-то ты взял. И не думай, что
от меня еще получишь, – не выйдет.
– Ух и славная бы историйка получилась для воскресных
газет!
– Ты слышал, что я сказала.
– Ха, – рассмеялся он. – Да я же не всерьез,
а так, в шутку. Разве я что сделаю против своей малышки Бесси? Я держу рот на
замке.
– Так и держи, – сказала леди Седжвик.
Она опустила окно и уставилась на неоконченное письмо,
лежавшее перед ней на письменном столе. Взяла его, взглянула, скомкала и
швырнула в мусорную корзинку. Затем она резко поднялась и вышла из комнаты. Даже
не оглянулась, выходя.
Небольшие комнатки для писем в «Бертраме» часто казались
пустыми, даже когда это было не так. Два солидных письменных стола находились в
оконных нишах, на особом столе у правой стены лежали журналы, а слева стояли
два кресла с высокими спинками, повернутые к камину. Их облюбовали пожилые
военные, которые после обеда обычно уютно устраивались там и сладко дремали до
самого чая. И те, кто приходил в комнату, чтобы написать письмо, часто их не
замечали. В утренние часы на кресла не было особого спроса.
