Он внимательно взглянул на нее:
– Вы имеете в виду себя саму?
– Да, – сказала она. – Как хорошо, что вы
меня понимаете. Дядя Дерек… – Она запнулась.
– Вы имеете в виду Дерека Ласкомба?
– Да. Я его всегда называла дядей.
– Понятно.
– Он очень добр, – сказала Эльвира. – Но он
не такой человек, который станет тебе что-то рассказывать. Он просто все
устраивает и вечно выглядит озабоченным, не зная, нравится ли мне то, как все
устроено. И он, конечно, всех слушает – женщин, я имею в виду, которые ему
всякое там рассказывают. Вроде графини Мартинелли. Он для меня организует школы
и прочие заведения.
– А это не те заведения, где вы хотели бы учиться?
– Нет, не в этом дело. С этим было все в порядке. То
есть это были такие заведения, где учатся все.
– Понятно.
– Но я о себе самой ничего не знаю, вот в чем беда. Ни
сколько у меня денег, ни что я с ними могу делать, если захочу.
– В сущности, – сказал Эджертон со своей
обаятельной улыбкой, – вы хотели бы поговорить о состоянии дел. Так? Ну
что ж, я думаю, это в порядке вещей. Постойте-ка. Сколько вам лет? Шестнадцать,
семнадцать?
– Мне почти двадцать.
– Да что вы говорите? Я и не предполагал.
– Видите ли, – сказала Эльвира, – у меня все
время такое чувство, что меня оберегают и ограждают. Это, конечно, с какой-то
стороны очень мило, но бывает, что и раздражает.
– Да, подобное отношение уже не годится, –
согласился Эджертон, – хотя мне кажется, Дереку Ласкомбу оно может
представляться самым подходящим.
– Он очень мил, – признала Эльвира, – но с
ним часто бывает трудно говорить серьезно.
– Да, я могу это понять. Ну хорошо, так что же вы
все-таки о себе знаете, Эльвира? О том, что касается семейных обстоятельств?
– Мне известно, что отец умер, когда мне было пять лет,
и что моя мать сбежала с кем-то, когда мне было около двух лет. Я совершенно ее
не помню. Я плохо помню и отца. Помню только, что он ругался и что я его
изрядно боялась. Потом, когда он умер, я сначала жила у тетки или кузины отца –
не знаю точно. Она тоже умерла, а я стала жить у дяди Дерека и его сестры. Но
потом сестра его умерла, а я уехала в Италию. Теперь дядя Дерек устроил меня
жить у своих родственников Мелфордов. Они очень добрые и милые, и у них две
дочери моего возраста.
– Вам у них хорошо?
– Я пока не знаю. Я практически еще до них не
добралась. Они люди скучные. Вообще-то я хотела бы знать, сколько у меня денег.
– Итак, вы хотели бы получить финансовую информацию?
– Да, – ответила Эльвира. – Какие-то деньги у
меня есть, это мне известно. Но много ли их?
Эджертон посерьезнел.
– Да, – кивнул он. – У вас много денег. Ваш
отец был очень богат. Вы были его единственным ребенком. Когда он умер, то
титул и недвижимость перешли к его двоюродному брату. Но этого брата он не
любил и поэтому оставил всю личную собственность, которая была значительна,
своей дочери, то есть вам, Эльвира. Вы очень богатая женщина, во всяком случае,
станете таковой по достижении двадцати одного года.
– Вы хотите сказать, что в данный момент я не богата?
– Нет, – возразил Эджертон. – Вы и сейчас
богаты, но не можете распоряжаться этими деньгами, пока вам нет двадцати одного
года или пока вы не замужем. До того времени деньги находятся в руках ваших
опекунов: Ласкомба, моих и еще одного человека. – Он улыбнулся ей. –
Мы их не присвоили и ничего плохого с ними не сделали. Все они в сохранности.
Более того, мы даже увеличили ваш капитал за счет удачного помещения.
– А сколько я получу?
– По достижении двадцати одного года или при вступлении
в брак вы станете обладательницей суммы, по приблизительным подсчетам равной
шестистам или семистам тысячам фунтов.
– Это и вправду много, – тихо проговорила Эльвира,
на которую сумма произвела сильное впечатление.
– Да, это много. Возможно, именно тот факт, что капитал
велик, и не позволял обсуждать эту тему с вами до сих пор.
Он наблюдал за ней, пока она обдумывала сказанное.
Интересная личность, подумал он. Выглядит невероятно невинной, но за этим
кроется нечто иное. Он произнес с легкой усмешкой:
– Вы удовлетворены?
Она неожиданно улыбнулась:
– Должна была бы, правда?
– Это приятнее, чем выиграть в лотерею, не так ли?
Она кивнула, но мысль ее где-то блуждала. Потом, совершенно
неожиданно и резко, она спросила:
– А кому все достанется в случае моей смерти?
– В нынешних обстоятельствах все перейдет к ближайшему
родственнику.
– То есть, я хочу спросить, я могу сейчас составить
завещание? Наверное, не могу, пока мне не исполнится двадцать один? Это мне так
объяснили.
– Вам объяснили совершенно правильно.
– Это очень обидно. И если я не выйду замуж, то моя
мать, как ближайшая родственница, все получит? У меня вообще-то почти нет
родственников, я даже матери своей не знаю. Какая она?
– Она выдающаяся женщина, – сухо произнес
Эджертон. – Все так считают.
– Ей никогда не хотелось меня увидеть?
– Возможно, и хотелось… Мне это кажется вполне
вероятным. Но, в некотором смысле наломав дров в собственной жизни, она,
вероятно, рассудила, что вам лучше будет воспитываться вне сферы ее влияния.
– Вам точно известно, что она так считает?
– Нет, на самом деле мне ничего не известно.
Эльвира поднялась.
– Спасибо, – сказала она. – Очень любезно
было с вашей стороны рассказать мне все это.
– Полагаю, что нам следовало раньше поставить вас в
известность обо всем.
– Довольно унизительно находиться в полном неведении,
откровенно говоря, – признала Эльвира. – Дядя Дерек, видимо,
продолжает считать меня совершенным ребенком.
– Видите ли, он не слишком молод. И он и я, как вам
известно, люди пожилые. Вы должны простить нам, как людям определенного
возраста, привычку мерить все на свой аршин.
Эльвира постояла, присматриваясь к нему, с минуту, потом
заметила довольно проницательно:
– Но вам-то я не кажусь ребенком, правда? – И
добавила: – Мне думается, что вы гораздо лучше дяди Дерека разбираетесь в
девушках. Он жил только со своей сестрой. – Она протянула ему руку и
произнесла очень мило: – Большое вам спасибо. Надеюсь, я не оторвала вас ни от
какой важной работы.
