– Этот поезд остановили и ограбили. Уж это-то, каноник
Пеннифезер, вы должны бы помнить.
– Должен? – повторил каноник Пеннифезер. – Но
как-то… – начал он извиняющимся тоном. – Нет, не помню. – Он
перевел взгляд с одного полицейского на другого и слабо улыбнулся.
– Значит, вы утверждаете, что не помните ничего после
того, как сели в такси и отправились на аэровокзал, и до тех пор, когда
проснулись в доме Уилингов в Милтон-Сент-Джоне.
– Но в этом нет ничего необычного, – сказал
каноник Пеннифезер. – Такое часто случается при сотрясении мозга.
– Когда вы очнулись, что, вы подумали, с вами
произошло?
– У меня так болела голова, что я и думать толком не
мог. Потом, конечно, я стал гадать, где я нахожусь, и миссис Уилинг все
объяснила и принесла мне отличного супа. Называла меня «милушей», –
произнес каноник Пеннифезер несколько неодобрительно. – Но она была очень
добра. По-настоящему добра.
– Ей следовало сообщить о происшествии в полицию, вас
поместили бы в больницу, и вы получили бы надлежащий уход, – сказал
инспектор Кэмпбелл.
– Она очень хорошо за мной ухаживала, – горячо
заступился за миссис Уилинг каноник Пеннифезер. – Насколько я знаю, в
случае сотрясения мозга мало что можно сделать, кроме обеспечения пациенту
покоя.
– Если бы вы могли вспомнить еще хоть что-нибудь,
каноник Пеннифезер…
Каноник перебил его:
– Похоже, целых четыре дня выпали из моей жизни, –
заметил он. – Это крайне любопытно. Даже очень любопытно. Мне бы так
хотелось узнать, где я был и что делал. Доктор уверяет, что я все это могу
вспомнить. Но с другой стороны, могу и не вспомнить. Может быть, я так и не
узнаю, что со мной было в эти дни. – Веки его отяжелели. – Простите
меня. Мне кажется, я сильно устал.
– Все, хватит на сегодня, – сказала миссис Макри,
которая все время маячила в дверях, готовая вмешаться в случае необходимости.
Она двинулась к ним. – Доктор велел, чтобы его не волновали, –
заявила она решительно.
Полицейские поднялись и направились к двери. Миссис Макри
проводила их через переднюю с видом добросовестного сторожевого пса. Каноник
пробормотал что-то, и старший инспектор Дэви, который замыкал шествие, быстро
обернулся:
– Что вы сказали?
Но глаза каноника были уже закрыты.
– Как вам кажется, что он сказал? – спросил
Кэмпбелл, когда они вышли из дома, отклонив не слишком настойчивое предложение
миссис Макри перекусить.
Папаша задумчиво ответил:
– Мне почудилось, он произнес: «Стены Иерихона».
– Что он мог иметь в виду?
– Что-нибудь из Библии, – предположил Папаша.
– Как вам кажется, мы когда-нибудь узнаем, –
заговорил Кэмпбелл, – как этот старикан добрался от Кромвель-роуд до Милтон-Сент-Джон?
– Не похоже, что он нам в этом сможет помочь, –
отозвался Дэви.
– Эта женщина, которая утверждает, что видела его в
поезде, когда их остановили, она права? Неужели он может быть как-то замешан во
всех этих ограблениях? Это кажется невероятным. Он производит впечатление
абсолютно порядочного старикана. Разве можно заподозрить, что каноник
Чадминстерского собора может впутаться в такие дела?
– Нет, – произнес Папаша задумчиво. – Нет.
Точно так же, как невозможно представить себе, чтобы судья Ладгроув был замешан
в ограблении банка.
Инспектор с любопытством взглянул на старшего офицера.
Вылазка в Чадминстер закончилась короткой и ничего не давшей
беседой с доктором Стоуксом, который был агрессивен, груб и не желал
сотрудничать.
– Я уже достаточно давно знаю Уилингов. Они,
собственно, мои соседи. Подобрали старика на дороге. Не знали, то ли он напился
до беспамятства, то ли болен. Попросили осмотреть его. Я им сказал, что он не
пьян, что у него сотрясение мозга.
– И вы принялись его лечить?
– И не подумал. Я не лечил его, ничего ему не
прописывал и не предписывал. Я не врач… был когда-то, но теперь – нет. Я им
сказал, что они должны позвонить в полицию. А звонили они или нет, не знаю. Они
немного туповаты, оба, но вообще-то люди добрые.
– Вы сами не сочли нужным позвонить в полицию?
– Нет, и не собирался. Повторяю, я уже не врач. Мне-то
что. По-человечески я велел им влить ему виски в глотку, и пусть лежит тихо и
спокойно до прихода полиции.
Он бросил на них недоброжелательный взгляд, и им пришлось
поневоле прервать разговор и удалиться.
Глава 19
Мистер Хоффман был солидным мужчиной. Он казался вырезанным
из цельного куска дерева, скорее всего тикового.
Лицо его было настолько лишено выражения, что поневоле
хотелось спросить: неужели этот человек способен думать или чувствовать? Это
казалось невозможным.
Манеры у него тем не менее были безупречны.
Он поднялся, поклонился и протянул руку, похожую на клин,
которым дровосек расщепляет неподатливое дерево.
– Старший инспектор Дэви? Сколько же лет прошло с тех
пор, как я имел удовольствие… Вы, возможно, не помните…
– Разумеется, помню, мистер Хоффман. Дело об
ааронбергском бриллианте. Вы были свидетелем обвинения на суде, и, позвольте
заверить вас, превосходным свидетелем. Защите не удалось вас поколебать.
– Да, меня поколебать непросто.
Он отнюдь не выглядел как человек, которого легко
поколебать.
– Чем могу быть вам полезен? – продолжал
он. – Надеюсь, никаких неприятностей? Я всегда стремлюсь жить в мире с
полицией. Ваши отличные полицейские вызывают у меня чувство восторга.
– Да нет, никаких неприятностей. Я просто хотел
получить от вас подтверждение некоторых сведений.
– Буду счастлив помочь вам чем только могу. Как я уже
сказал, я самого высокого мнения о лондонской полиции. У вас отличные ребята.
Такие преданные делу, справедливые, бескорыстные.
– Вы меня смущаете.
– К вашим услугам. Так что же вас интересует?
– Я просто хотел, чтобы вы мне кое-что сообщили об
отеле «Бертрам».
Лицо мистера Хоффмана не дрогнуло. Возможно, вся его фигура
на какую-то пару мгновений стала еще статичнее, чем была до того, – вот и
все.
– Отель «Бертрам»? – спросил он, и в голосе у него
прозвучали недоумение и некоторая озадаченность, как будто он никогда не слышал
об отеле «Бертрам» или не мог вспомнить, известно ли ему что-нибудь об этом
отеле.
