Но позвольте, уважаемый Жак Огюст, на этом прервать мое письмо. Оно и так слишком длинно. Я писал его два дня, и оно страшно меня утомило.
Сегодня я дежурю с моей ротой в ночь на охране недавно построенной немецкой церкви. О ней я напишу в следующий раз.
От меня нижайший поклон всем тем достойным и высокопоставленным людям, которым вы соизволите показать мое письмо.
P. S. Все, что здесь написано, не выдумка, а документальная правда.
Командир пехотной роты охраны государя капитан Жак Маржерет».
* * *
Доктор и царевич тряслись на телеге уже более трех часов. Давно уже они распрощались с Жуком. Это Жук нанял им телегу и молчаливого пожилого мужика по имени Влас. Давно уже скрылись купола и кресты Грязовецкого монастыря. Встречных телег и экипажей не попадалось.
Дело близилось к полудню.
Неожиданно на дороге показался странный, очень сплоченный табун разномастных лошадей. Табун двигался быстро. Пыль вилась за ним основательная.
– Что это? – спросил Симеон возницу.
– Это с Камелы-реки перегонщики.
– Какие перегонщики?
– Коногоны. Которые баржи вверх по реке тащат и плоты. Они обратно своих лошадей гонят. Коногоны…
Мужик говорил не торопясь, обстоятельно, повторяясь:
– Перегонщики… Вокруг телеги коней привяжут и гонят быстро, чтоб в дороге не проедаться.
– А телега зачем? – спросил мальчик. – Можно же верхами.
– Без телеги нельзя. В телеге вещи хозяйственные. Канаты там, крюки. Никак нельзя.
– Послушай, Влас, – удивился царевич, – что же там, у реки, дорога, что ли, есть для телеги?
– Зачем дорога? – в ответ удивился мужик. – Дороги там нет. Телега – она на барже едет или на плоту. Коногоны пронеслись. Пыль улеглась.
Лес, который держался далеко от дороги, на расстоянии хорошего поля, постепенно стал сближаться с обеих сторон. В некоторых местах он уже подходил к самой дороге.
Вот впереди путь пересекала новая, совсем свежая конная тропа. Симеон почувствовал что-то неладное. Заволновался, задергался.
И точно, из ближайшей мелкой рощицы вылетели трое на конях. Одеты они были разношерстно и по-разному вооружены. И какая-то скрытая злоба исходила от них даже на расстоянии.
– Стой! – закричал первый из них. – Кого везешь?
– А ты, чай, не видишь? – сердито сказал возница. – Дрова перевожу.
Всадник молча хлестнул его плетью по лицу.
– Ты что? – вскрикнул мужик. – Братию везу. Меня наняли. Вот и везу.
– А ну, братия, слезай! – сказал второй всадник монахам. – Ишь, расселись! Раз наняли, значит, деньги есть!
Он хлестнул плетью Симеона. Доктор едва успел закрыть лицо руками. Дмитрий, теперь Юрий-Георгий, спрыгнул с телеги сам, не дожидаясь удара плетью.
– Смотри! И монашку с собой возит! – удивился третий.
– Я не монашка! – сказал царевич.
– Монашка, монашка! – ухмыльнулся всадник. – Сам удивишься, какая монашка!
– А ну, пошел назад! – снова хлестнул первый всадник мужика.
Крестьянин слез с телеги, взял лошадь под уздцы и стал разворачивать ее.
– А вы вперед! – приказал первый всадник путникам. – Шагай!
Он обнаженной саблей подтолкнул Симеона в сторону леса.
Потупив глаза и перебирая нагрудную цепь, доктор выполнил приказание.
– Всем хороши монахи, – сказал первый всадник второму, – да больно новенькие.
– А вот мы сейчас разберемся, – ответил второй.
На небольшой поляне шайка остановилась. По всему чувствовалось, что это часть большой грабительской банды. Уж очень по-хозяйски они себя вели.
– Деньги есть? – спросил первый.
– Настоятель дал на долгий путь, – сказал Симеон.
– Давай!
Симеон, к удивлению царевича, вытащил из-под рясы кошель и безмолвно протянул старшему.
Средний соскочил с лошади и ловко обыскал учителя. Грубый, деревянный, явно самодельный крест не привлек его внимания.
– Чист, – сказал он.
– А ты иди со мной, – сказал третий тать и спрыгнул с лошади.
Он взял царевича за волосы и потащил в сторону.
– А ну снимай портки! – приказал он. – Рясу можешь не снимать. Так будет бабистее.
Симеон рванулся к подростку, но старший душегуб, не слезая с коня, преградил ему дорогу.
– Стой! – Он почти воткнул саблю в горло доктору и, наступая конем на него, не давал отвернуться или отклонить голову назад.
– Снимай портки! – повторил третий. Одной рукой он держал Георгия за волосы, другой стал распоясываться.
Царевич поднял руки к голове, взял его кисть двумя руками и резко вывернул ее, повернувшись всем телом.
Насильник взревел от боли, от ярости и от ненависти. А царевич, выдернув нож из креста, уверенным и точным движением воткнул ему лезвие в горло. Это был хорошо заученный прием.
Обливаясь кровью и дергаясь, мужик упал.
Два других всадника повернулись на крик.
– Собака! – закричал старший. Но стал сползать с коня от страшного удара цепью по лицу.
Цепь в руках Симеона летала и пела. Он вращал ее с бешеной скоростью. Еще один хлесткий удар – и второй мужик взвыл и завертелся на месте с раздробленной рукой. Его сабля, взвизгнув, отлетела в сторону.
Симеон схватил его за сломанную руку и поднес нож к горлу:
– Чьи вы?
– Косолапки Хлопка.
– Где он стоит?
– Дальше, на Вологодской дороге.
– Юрий, – крикнул доктор царевичу, – скачи, догони мужика.
Царевич вспрыгнул на ближайшего коня, легко, по-женски усевшись в седло, и поскакал вдогонку за телегой.
Симеон спокойно поднял голову среднего мужика и зарезал его как барана. То же он сделал со вторым всадником.
Младший все еще дергался на земле, но было видно, что в этом мире с распоротым горлом ему делать нечего.
Учитель вернул свой кошель и один за другим оттащил три трупа в ближайшую канаву. Потом он расседлал лошадей и хлестнул по ним брошенной плетью.
Лошади умчались в поля. Седла он бросил к трупам.
Царевич догнал мужика с телегой очень быстро:
– Влас, поехали назад.
– А что? Отпустили вас?
– Отпустили.
– И коня дали?
– Коня вернуть надо.
– Что значит святые люди! – удивился мужик. – И коня вам дали. Везет вам. Бога все боятся.
