И вдруг — батюшки! К нам приближается Франсин Бауэрс. Она улыбается Саре и Джону, а потом спрашивает меня:
— Вы вписали для меня эпизод с ногами?
— Франсин, все на месте. Ноги тебе обеспечены.
— Вы не пожалеете. У меня потрясающие ноги.
— Абсолютно в этом убежден.
Она наклонилась ко мне через стол, улыбнулась обаятельнейшей улыбкой, сверкнула глазами, продемонстрировала свои знаменитые туго обтянутые скулы: «И вы правы».
Затем выпрямилась и отошла к другому столику.
— Мне надо с Фридманом поговорить, — сказал Джон.
— Узнай заодно, когда деньги дадут.
Мы с Сарой сидели и изучали публику. Сара незаменима на всех гулянках. Она рассказывает мне, кто есть кто. Я без нее просто слепец. Я, признаться, невысокого мнения о человеческой природе и не очень-то стараюсь в нее вникать. Но Саре удается показать мне ее с забавной стороны, и я ей за это благодарен.
Вечер шел своим чередом. Мы с Сарой закуски по обыкновению не заказывали. Еда отнимает много сил, а после двух-трех стаканчиков совершенно теряет вкус. А вино, согреваясь, становится вкуснее. Откуда ни возьмись появился Джон Пинчот.
— Вон там, — указал он на какой-то столик, — один из фридмановских юрисконсультов.
— Отлично, — сказал я. — Он-то мне и нужен. Сара, за мной!
Мы подсели за его столик. Юрисконсульт уже порядком нагрузился. Рядом с ним сидела долговязая блондинка. Она сидела неподвижно, будто замороженная. Шея у нее была длинная-предлинная, ей просто конца не было. Смотреть страшно. И как будто замороженная.
Юрисконсульт нас сразу узнал.
— А, Чинаски! — сказал он. — И Сара!
— Привет! — сказала Сара.
— Привет! — сказал я.
— Моя жена, Хельга.
Мы поздоровались и с Хельгой. Она не ответила. Она была заморожена и неподвижно сидела в своем кресле. Юрисконсульт махнул насчет выпивки. Принесли пару бутылок. Начало неплохое. Юрисконсульт, звали его Томми Хендерсон, разлил по стаканам.
— Бьюсь об заклад, вы недолюбливаете адвокатов, — сказал он мне.
— Не как класс, конечно.
— Я порядочный адвокат, не мошенник. Вы, наверно, думаете, раз я работаю на Фридмана, мне палец в рот не клади?
— Не отрицаю.
— Так вот: вы ошибаетесь.
Томми осушил стакан и без задержки налил второй. Я тоже свой выпил.
— Притормози, Хэнк, нам еще домой ехать, — сказала Сара.
— Если меня развезет, вызовем такси. За счет адвоката.
— Пожалуйста, я готов.
— В таком случае…
Сара залпом опрокинула свой стакан.
Долговязая все пребывала в заморозке. Ей-богу, на нее больно было смотреть. Особенно на шею — длинную, тощую, с вздутыми венами. Отвратительное зрелище.
— Моя жена, — пояснил юрисконсульт, — бросила пить.
— Понятно, — сказал я.
— Какая вы молодец, — сказала Сара. — Такой шаг требует большого мужества и силы воли. Особенно когда все вокруг пьют.
— Я бы ни за что на такое не решился, — вставил я. — Хуже нет — сидеть трезвым, когда вся компания бухает как нанятая.
— Однажды я проснулась в пять утра на пляже в Малибу совершенно голая. С тех пор протрезвела раз и навсегда.
— Молодец, — сказал я. — Мужественный шаг.
— И не позволяйте сбить вас с пути, — сказала Сара. Адвокат Томми Хендерсон налил по новой себе, Саре и мне.
— Чинаски меня не любит, — сказал он своей Хельге. — Считает мошенником.
— Это не его вина, — отозвалась Хельга.
— Правда ведь, правда? — допытывался у меня адвокат. Он почти опорожнил стакан и заглянул мне в глаза: — Думаешь, я жулик?
— Не исключено, — ответил я.
— Думаешь, мы тебе платить не хотим?
— Есть такое ощущение.
— А я, между прочим, почти все твои книжки прочитал. И считаю тебя великим писателем. Почти таким, как Апдайк.
— Спасибо.
— И нынче утром я выслал все чеки. Все вы получите свои денежки ближайшей почтой.
— Правда, — сказала Хельга. — Я свидетель — он отправил чеки по почте.
— Вот и хорошо, — сказал я. — Этого требует элементарная честность.
— Ну да, честность. Мы стараемся честно работать. У нас была заминка с наличностью, но теперь все в порядке.
— Фильм обещает быть хорошим, — сказал я.
— Знаю. Читал сценарий, — сказал Томми. — г Ну что, жить стало веселей?
— Гораздо.
— Все еще считаешь меня жуликом?
— Как можно!
— Вот за это давай выпьем! — воскликнул Томми.
Он наполнил стаканы. Мы чокнулись. Томми, Сара и я.
— За честность! — провозгласил я.
Мы выпили до дна.
Я заметил, что вены на шее Хельги напряглись еще пуще. Но это нас на остановило.
Мы болтали о пустяках. В основном про то, какая Хельга мужественная.
Уходили мы последними. Хельга, Томми, Сара и я. Задержавшиеся из-за нас два официанта провожали нас злыми взглядами. Но мы с Сарой привыкли к такому обращению. И, похоже, Томми тоже. Хельга шла рядом с нами все такая же прямая и страдающая. Зато утром ей не грозит похмельный синдром. Утром придет наша очередь страдать.
Неделю спустя мы поехали на новую съемочную площадку — на Альварадо. Припарковались за пару кварталов и пошли пешком. Уже издали мы заметили народ, толпящийся вокруг Джекова «роллс-ройса».
— Фотографируют, — сказала Сара.
Джек Бледсоу на капоте своей машины с двумя своими приятелями-мотоциклистами. Когда магниевые вспышки прекратились, все трое рассмеялись и пошли прямо по капоту «роллс-ройса», вальяжно ступая тяжелыми ботинками. Они позировали, предоставляя возможность снять их со всех точек.
— Боюсь, машине не поздоровится, — заметила Сара.
Тут я увидел Джона Пинчота. Он шел к нам. На лице его была усталая улыбка.
— Что там за буза, Джон?
— Надо ребят повеселить.
Кто-то из мотоциклистов гикнул. Бледсоу с приятелями спрыгнули с капота. Съемки кончились. Толпа, смеясь, стала расходиться.
— Смотрите, какие царапины остались, — сказал Джон.
— Красиво отделали тачку. Они что ж, не видят, что делают?
— А им плевать. Они на такие мелочи внимания не обращают.
— Бедная машина, — сказала Сара.
Чтобы заделать повреждения, пришлось потратить шесть тысяч баксов.
