Ожерелье танцовщицы
Жена приходского священника вышла из-за угла своего дома,
примыкавшего к церкви, сжимая в руках охапку хризантем. Комья жирной садовой
земли пристали к подошвам ее грубых башмаков; на носу были пятнышки такого же происхождения,
но она этого не подозревала.
Ей пришлось немного повозиться, открывая заржавленные
ворота, наполовину сорванные с петель. Налетевший порыв ветра сдвинул ее
потертую фетровую шляпу, придав ей еще более лихой излом, чем раньше.
— Ах ты, пропасть! — сказала Банч.
В порыве оптимизма, вызванного рождением малютки, родители
поэтично нарекли ее Дианой, но никто с самого раннего возраста не называл ее
иначе, как Банч. Придерживая хризантемы, она пересекла церковный двор и подошла
к дверям храма.
Ноябрьский воздух был сырым и теплым. По небу проносились
облака, оставляя там и сям голубые просветы. В церкви было темно и холодно: там
топили только во время службы.
— Бррррр! — выразительно произнесла Банч. —
Придется поторопиться, если я не хочу здесь окоченеть до смерти.
С быстротой, приобретенной благодаря постоянной практике,
она собрала все необходимое: вазы, кувшин с водой, подставки для цветов.
«Хотелось бы мне, чтобы у нас были лилии, — подумала Банч. — Мне так
надоели эти чахлые хризантемы».
Ее ловкие пальцы проворно размещали цветы, и в скором
времени убранство церкви было завершено. В нем не было и намека на
оригинальность или артистичность, но и в самой Банч Хармон не было ничего
оригинального и артистичного. Однако цветы придали церкви очень уютный и
приветливый вид. Осторожно неся вазы, Банч поднялась в боковой придел и
направилась к алтарю. В этот момент выглянуло солнце.
Его лучи пробивались сквозь сине-красную гамму витражей,
украшавших восточное окно, дар богатого прихожанина викторианских времен.
Впечатление было неожиданным и удивительно ярким. «Как драгоценные
камни», — подумала Банч. Вдруг она остановилась, глядя прямо перед собой.
На ступенях, ведущих к алтарю, лежала какая-то темная, скорчившаяся фигура.
Стараясь не помять цветы, Банч положила их на пол, подошла ближе и наклонилась.
Это был мужчина, лежавший ничком. Банч опустилась рядом с ним на колени и
медленно перевернула его лицом кверху. Ее пальцы нащупали пульс; он был такой
слабый и неровный, что не оставлял места для сомнения, так же как и зеленоватая
бледность лица: Банч поняла, что человек при смерти.
Ему можно было дать лет сорок пять; одет он был в темный
потрепанный костюм. Опустив его безвольную руку, которую она подняла, чтобы
пощупать пульс, Банч посмотрела на вторую руку человека: он держал ее на груди,
сжав в кулак. Банч пригляделась и увидела что-то вроде тампона или платка,
который пальцы человека крепко прижимали к груди. Вокруг все было покрыто
бурыми пятнами: засохшая кровь, догадалась Банч. Она присела на корточки и
нахмурилась.
Глаза человека, до сих пор закрытые, внезапно раскрылись и
остановились на лице Банч. Взгляд его не был блуждающим, бессознательным, он
казался живым и осмысленным. Губы шевельнулись; наклонившись вперед, Банч
услышала только одно слово:
— Убежище.
Ей показалось, что слабая улыбка осветила лицо человека,
когда он выдохнул это слово. Не было сомнения в том, что именно он произнес,
потому что он повторил:
— Святое… убежище.
Затем он тихо, протяжно вздохнул, и глаза его закрылись.
Банч опять нащупала его пульс. Он все еще бился, но стал более слабым и
прерывистым. Она решительно встала.
— Не двигайтесь, — сказала она, — и не
пытайтесь встать. Я иду за помощью.
Человек снова открыл глаза; теперь его внимание было
приковано к радужным лучам, пробивавшимся сквозь восточное окно. Он пробормотал
что-то, но Банч не разобрала. Это напоминало, с удивлением подумала она, имя ее
мужа.
— Джулиан? — переспросила она. — Вы пришли
сюда, чтобы встретиться с Джулианом?
Ответа не последовало, мужчина лежал с закрытыми глазами;
дыхание медленно, тяжело вырывалось из его груди.
Банч повернулась и быстро вышла из церкви. Бросив взгляд на
свои часы, она удовлетворенно кивнула; так рано доктор Гриффитс не мог еще
уйти. Его дом был в двух шагах от церкви.
Она не стала ни звонить, ни стучать; прошла через приемную и
вошла прямо в кабинет.
— Вам придется сразу пойти со мной, мистер
Гриффитс, — сказала Банч. — В церкви умирает человек.
Несколько минут спустя, бегло осмотрев умирающего, доктор
поднялся с колен.
— Можно перенести его в ваш дом? — спросил
он. — Мне было бы удобнее наблюдать его там, хотя, по правде сказать,
надежды все равно нет.
— Конечно, — ответила Банч. — Я пойду вперед,
чтобы все подготовить, и пришлю Харпера и Джонса. Они помогут вам отнести его.
— Спасибо. Я позвоню от вас, чтобы прислали санитарную
машину, но боюсь, что пока она придет…
Он не закончил.
— Внутреннее кровоизлияние? — спросила Банч.
Доктор кивнул.
— А как он попал сюда? — поинтересовался он.
— Скорее всего пробыл здесь всю ночь, — подумав,
ответила Банч. — Харпер открывает церковь по утрам, когда идет на работу,
но обычно он не входит туда.
Минут пять спустя, когда доктор Гриффитс положил телефонную
трубку и вернулся в комнату, где раненый лежал на поспешно приготовленной кушетке,
он застал там Банч, которая принесла таз с водой и убирала после осмотра.
— Все в порядке, — сказал Гриффитс, — я
вызвал санитарную машину и сообщил в полицию.
Он стоял нахмурившись и смотрел на умирающего. Тот лежал с
закрытыми глазами, левая рука его конвульсивно сжималась и разжималась.
— В него стреляли, — сказал Гриффитс, —
причем с очень близкого расстояния. — Он скомкал свой платок и заткнул им
рану, чтобы остановить кровотечение.
— Мог он далеко уйти после этого? — спросила Банч.
— О да, это вполне возможно. Известны случаи, когда
смертельно раненные люди поднимались и шли по улице, как будто ничего не
случилось, а пять или десять минут спустя внезапно падали. Поэтому нельзя
утверждать, что в него стреляли в церкви. О нет, это могло произойти и на
некотором расстоянии от нее. Конечно, не исключено, что он сам выстрелил в
себя, уронил револьвер, а потом, шатаясь, добрел до церкви. Но я не понимаю,
почему он направился туда, а не к вашему дому.
— На этот вопрос, — сказала Банч, — я могу
ответить. Он сам объяснил свой поступок, произнеся: «Святое убежище».
