Я перетаскиваю коробки в отдел рассылок, они смешиваются с другими коробками, готовыми к отправке заказчикам, дистрибьюторам и прочим. Мне приходится много раз ходить туда-сюда. Я вся мокрая от пота, влажная кожа касается влажной кожи. Смерть – тяжелая работа.
А затем я остаюсь совсем одна и чувствую себя еще более одинокой оттого, что останки, совсем недавно бывшие Пи-Джеем, все еще так близко.
За компанией я отправляюсь в женский туалет, встаю перед зеркалом. Кровь Пи-Джея стекает с моего обнаженного тела, смешиваясь с теплой водой и жидким мылом. Я распускаю волосы, сбрасываю туфли. Стою на холодном кафельном полу, ища утешения в своей красоте.
Теперь можно одеться. У себя в кабинете я проделываю это быстро, даже не глядя, все ли в порядке, не помялась ли одежда. Я одеваюсь, приглаживаю волосы и снова иду в туалет, отмывать с рук потный запах презервативов, который появляется от долгого ношения латекса. Наношу побольше помады, чтобы хоть как-то приукрасить лицо наступающим утром.
Я все закрываю за Пи-Джея, выключаю его компьютер, заталкиваю его портфель в глубь шкафа, за груды старых журналов и сумки для гольфа. Такие суррогатные похороны как нельзя лучше подходят оставшемуся от него наследству. Расставляю стулья, как ему нравилось, и привожу в порядок его стол. Когда все выглядит как должно, выключаю свет. Вот что имеют в виду редакторы, говоря об уходе.
Наступает полночь. У меня еще остались статьи, которые нужно редактировать, ведь всегда найдутся сырые, недоработанные материалы и обзоры. Есть над чем поработать и есть над чем подумать. Я сажусь за свой стол, начинаю переделывать редакционный календарь.
Мне нужно чем-то заняться. Работать, чтобы забыть о Пи-Джее, – меня травмировал процесс его уничтожения, все еще не могу прийти в себя от ужаса и вздрагиваю, вспоминая об этом кошмаре.
Умерев, Пи-Джей стал моим вдохновением. Невесомый, он мог быть включен в решение любого уравнения, любой проблемы, как магический икс в алгебре: невесомость обеспечивает равновесие. Той ночью его славно закончившаяся жизнь дала дорогу моей.
В истории с Пи-Джеем я отредактировала свою первую биографию. Остаток жизни я посвящу написанию мемуаров.
Я смотрю через стол на тетю Рози. Она осела на своем стуле, коричневая струйка слюны стекает из ее рта, сбегает по рыхлому подбородку на свитер. Тетя Рози умерла.
А может, уснула.
VII. Препарирование шеи
Прорежьте трахею и пищевод над самой грудиной и ведите разрез кверху, рассекая рыхлую соединительную ткань, отделяя тем самым гортань от позвоночного столба.
«Анатомия Грея»
1
Я вхожу в комнату совещаний с опозданием, пошатываясь, одной рукой стискиваю сумочку, в другой – большой флакон таблеток, которые я заставила папочку мне выписать, потому что зубная боль не прошла, несмотря на количество выпитого «арманьяка». За столом осталось место с краю, передо мной разложены свежие гранки, блокнот и стакан воды со льдом. Я запиваю водой шесть таблеток, двойную рекомендованную дневную дозу.
– Мы готовы начать?
Люди вокруг разговаривают, обмениваясь производственными слухами и внутриофисными сплетнями. Рейк смешит Кэтрин, Мойра дразнит Дона Ричарда, который, в свою очередь, пристает к Мэдисон. Она показывает им обоим язык: длинный, темный и заостренный, как саперная лопатка.
– Мы готовы начать?
В комнате воцаряется молчание, все садятся, я пью воду и наблюдаю.
– Надеюсь, за время моего отсутствия не случилось глобальных кризисов. Я поручила Спивви вручить каждому нашу обложку-бестселлер в рамке. – Они хихикают, я это игнорирую. – Первый вопрос на повестке – нам нужно принять решение по майской обложке.
– Все уже решено, – говорит Мэдисон.
– Нет, не решено, меня здесь не было со среды, и все утро я провела на телефоне.
– Но мы не могли ждать, – пожимает она плечами. Она не смотрит на меня.
– Мы получили разрешение Дмитрия.
– Он говорит, тебя вечно нет на месте.
– Меня по семейным обстоятельствам вызвали в Нью-Йорк.
– Он сказал, что это не имеет значения.
– Он сказал, что журнал – не демократическое общество.
У меня снова начинают дрожать челюсти, и каждый зуб горит в своем гнезде. Я верчу в руках пузырек с крышкой «защита от детей». Клик-клик-клик – щелканье крышки разносится по комнате, пока Мойра не отбирает у меня пузырек и не открывает его.
– Это был очевидный выбор, Глория.
– В самом деле, единственный вариант.
– Но это должна была сделать я. – Я набиваю рот таблетками и запиваю их водой из стакана Мойры. Они, разумеется, правы: обложку с Лидией Бек мы обсуждали уже не первый месяц.
– Лидия согласилась сняться для обложки обнаженной, на самоваре.
– Вы меня не слушаете. Решения принимаю я, а меня здесь не было.
– Съемка состоялась во вторник.
– Номер ушел в печать сегодня утром.
– Он всегда уходит в печать в двенадцать.
Эти подробности меня не интересуют, боль разрастается во рту, отдается в ушах, животе и руках. Детали ни к чему, они нужны Брюсу и остальным, но не мне. Взгляды моих сотрудников обращены к Мэдисон за подсказкой, точно она может как-то защитить их от меня. От меня. Мэдисон, которая числится всего лишь консультантом и чей опыт работы не позволил бы ей даже поступить в журналистскую школу.
– Мы должны провести еще одну гребаную съемку. – Я снова тянусь за пузырьком с таблетками. Мне нужно сжимать что-то в руках. – Решение еще не принято.
– Но Дмитрий уже подписал номер.
– Вы встречались с ним? – Я извлекаю из глаза ресничку, отбрасываю волосы со лба, вытираю об юбку вспотевшие ладони.
– Говорили с ним без меня?
– Нам пришлось.
– Адаму нужен был финальный вариант.
– Адам работает на меня.
– Потому-то мы и пошли к Дмитрию.
– Он говорит, что теперь все решения должны проходить через него.
– Он говорит, что твои обложки никогда не возбуждали интереса публики, а его моментально продавались.
– Он поручил Мэдисон помочь ему.
– Это недопустимо. – Я допиваю воду из стакана Мойры и забираю стакан у Дона Ричарда, заталкиваю в рот еще пару таблеток. Я пристально смотрю на Мэдисон, она – на меня. Как той ночью, с папочкой.
– Это абсолютно, мать вашу, неприемлемо. В совещании объявляется перерыв.
– Но мы даже еще не…
– Перерыв.
– Дмитрий еще сказал…
– Пе-ре-рыв. – Я хлопаю по столу пузырьком обезболивающего, черно-красные капсулы разлетаются, вертясь, как колесики рулетки. Все смотрят на меня, молча расходятся. Мэдисон посылает мне воздушный поцелуй.
