– О! В самом деле, почему? – успокаиваясь,
произнес Пуаро. – Если бы его арестовали, он наверняка сказал бы, но я не
хочу допускать ареста. Я должен заставить его увидеть всю тяжесть и серьезность
положения. Разумеется, за его молчанием таится нечто дискредитирующее. Если
Инглторп и не убивал жену, он все равно мерзавец и у него есть что скрывать,
помимо убийства.
– Что это может быть? – попытался я догадаться,
покоренный на какое-то время доводами Пуаро, хотя все-таки продолжал сохранять
некоторую уверенность в том, что сам собой напрашивавшийся вывод был
правильным.
– Не можете угадать? – улыбнулся Пуаро.
– Нет, а вы?
– О да! У меня уже какое-то время была маленькая идея…
и она оказалась верной.
– Вы мне ничего не говорили, – упрекнул я его.
Пуаро, словно извиняясь, широко развел руки:
– Простите меня, mon ami, но вы в тот момент
определенно не были simpathique
[37]
и не желали меня слушать.
Однако скажите мне… теперь вы понимаете, что он не должен быть арестован?
– Возможно, – с сомнением произнес я, а так как
судьба Алфреда Инглторпа была мне совершенно безразлична, подумал, что хороший
испуг ему не повредил бы.
Пуаро, пристально наблюдавший за мной, глубоко вздохнул.
– Скажите, друг мой, – спросил он, меняя тему
разговора, – кроме мистера Инглторпа, ничьи показания вас не удивили?
– О, в общем, я этого и ожидал.
– Ничто не показалось вам странным?
Я тут же подумал о Мэри Кавендиш, но уклонился от прямого
ответа и настороженно уточнил:
– В каком смысле?
– Ну, например, показания Лоуренса Кавендиша.
Я с облегчением вздохнул:
– О, Лоуренс! Нет, не думаю. Он всегда был нервным
парнем.
– Как вам высказанное им предположение, что его мать
могла случайно отравиться тонизирующим средством, которое принимала? Это не
показалось вам странным… hein?
[38]
– Нет, я бы так не сказал. Доктора его подняли на смех,
хотя для непрофессионала предположение Лоуренса вполне естественно.
– Но мсье Лоуренса нельзя назвать непрофессионалом. Вы
мне сами говорили, что он изучал медицину и получил диплом.
– Да, это правда. Удивительно, как я об этом забыл!
Действительно странно.
Пуаро кивнул:
– Его поведение было странным с самого начала. Лоуренс
был единственным в доме, кто мог бы сразу же распознать симптомы отравления
стрихнином, однако он один из всей семьи усиленно придерживается гипотезы
естественной смерти! Я мог бы понять, если бы это был мсье Джон. У него нет
медицинского образования, и он от природы лишен воображения. Но мсье Лоуренс –
другое дело! И вот сегодня он выдвинул новое предположение, которое, как и ему
самому понятно, выглядит совершенно нелепым. Тут есть над чем подумать, mon
ami!
– Да, это сбивает с толку, – согласился я.
– Теперь обратимся к миссис Кавендиш, – предложил
Пуаро. – Вот еще один человек, который не говорит всего, что знает! Как вы
это понимаете, друг мой?
– Не знаю, как и понимать. Кажется невероятным, чтобы
она покрывала Алфреда Инглторпа. Однако на дознании все выглядело именно так.
Пуаро задумчиво кивнул:
– Да, это странно. Совершенно очевидно, что миссис
Кавендиш слышала гораздо больше из того «личного разговора», чем захотела
рассказать.
– Даже если учесть, что миссис Кавендиш не из тех, кто
унизился бы до подслушивания, – заметил я.
– Безусловно! Но ее показания все-таки мне кое-что
подсказали. Я совершил ошибку. Доркас была совершенно права! Ссора произошла
раньше, чем я предполагал… Около четырех часов, как она и говорила.
Я с любопытством посмотрел на Пуаро. Надо признать, я
никогда не понимал его настойчивости в этом вопросе.
– Сегодня выявилось многое из того, что казалось
странным, – продолжал между тем Пуаро. – Например, поведение доктора
Бауэрштейна. Что он делал возле усадьбы почти ночью и почему был полностью одет
в такое раннее время? Удивительно, но никто не обратил внимания на этот факт.
– Возможно, его мучила бессонница, – с сомнением
предположил я.
– Бессонница служит в данном случае очень хорошим или
очень плохим объяснением, – заметил Пуаро. – Оно охватывает все и
ничего не объясняет. Я прослежу за этим энергичным доктором.
– Вы находите еще какие-нибудь изъяны в сегодняшних
показаниях? – с некоторым сарказмом спросил я.
– Mon ami, – мрачно отозвался Пуаро, – когда
вы видите, что люди говорят вам неправду, будьте осторожны! Если я не ошибаюсь,
сегодня только один, в крайнем случае два человека говорили правду без всяких
оговорок и увиливания.
– О, полно, Пуаро! Я не стану ссылаться на Лоуренса или
миссис Кавендиш. Но были Джон и Ховард. Они, уж конечно, говорили правду!
– Оба, друг мой? Один из них, но не оба!..
Слова Пуаро произвели на меня неприятное впечатление.
Показания мисс Ховард, хоть и не имели большого значения, были даны так честно
и откровенно, что мне и в голову не пришло бы усомниться в ее искренности.
Однако я испытывал уважение к проницательности Пуаро, конечно, кроме тех
случаев, когда он, по-моему, проявлял глупое упрямство.
– Вы и правда так думаете? – поинтересовался
я. – Мисс Ховард всегда казалась мне очень честной… Ее прямота иногда
вызывает даже неловкость.
Пуаро бросил на меня странный взгляд, который я не вполне
мог понять. Казалось, он хотел заговорить, но остановился.
– И мисс Мёрдок, – продолжил я. – В ее
показаниях не было ничего неправдивого.
– Не было, – согласился Пуаро. – Однако очень
странно, что она ничего не слышала, хотя спала в соседней комнате, в то время
как миссис Кавендиш, находясь в другом крыле здания, слышала, как упал
прикроватный столик.
– Ну… мисс Мёрдок еще очень молода и спит крепко.
– О да! В самом деле! Эта девушка, должно быть,
изрядная соня!
Вообще-то мне не нравится, когда Пуаро говорит в таком тоне,
я хотел ему об этом сказать, но в этот момент раздался стук в дверь дома, и,
выглянув в окно, мы увидели двух детективов, которые ожидали нас внизу.
