– И что она ответила?
Мисс Ховард скорчила в высшей степени выразительную гримасу:
– «Милый Алфред… дорогой Алфред… Злая клевета… злые
женщины… которые обвиняют моего дорогого мужа…» Чем скорее я уйду из этого
дома, тем лучше. Так что я ухожу!
– Но… не сейчас…
– Немедленно!
Минуту мы сидели и во все глаза смотрели на нее. Джон
Кавендиш, убедившись в том, что его уговоры бесполезны, отправился посмотреть
расписание поездов. Его жена пошла за ним, бормоча, что надо бы уговорить
миссис Инглторп изменить ее решение.
Как только они вышли из комнаты, лицо мисс Ховард
изменилось. Она нетерпеливо наклонилась ко мне:
– Мистер Гастингс, по-моему, вы честный человек! Я могу
вам довериться?
Я несколько удивился. Мисс Ховард положила ладонь на мою руку
и понизила голос почти до шепота:
– Присматривайте за ней, Гастингс! За моей бедной
Эмили. Они тут все как клубок змей! Все! О, я знаю, что говорю. Среди них нет
ни одного, кто не нуждался бы в деньгах и не пытался бы вытянуть у нее
побольше. Я защищала ее, как могла. А теперь, когда меня тут не будет, они все
на нее накинутся.
– Разумеется, мисс Ховард, сделаю все, что
смогу, – пообещал я. – Но уверен, сейчас вы просто расстроены и
возбуждены.
Она перебила меня, медленно покачав головой:
– Поверьте мне, молодой человек. Я дольше вашего
прожила на свете. Все, что я прошу, – не спускайте с нее глаз. Вы сами
увидите.
Через открытое окно послышался шум мотора и голос Джона.
Мисс Ховард поднялась и направилась к двери. Взявшись за дверную ручку, она
повернулась и поманила меня пальцем:
– Мистер Гастингс, особенно следите за этим дьяволом –
ее мужем!
Больше она ничего не успела сказать, так как ее буквально
заглушил хор голосов сбежавшихся на проводы людей. Инглторпы не появились.
Когда автомобиль уехал, миссис Кавендиш вдруг отделилась от
нашей группы и пошла через проезд к лужайке навстречу высокому бородатому
мужчине, который явно направлялся к дому. Она протянула ему руку, и щеки у нее
порозовели.
– Кто это? – резко спросил я, так как инстинктивно
почувствовал к этому человеку неприязнь.
– Доктор Бауэрштейн, – коротко ответил Джон.
– А кто такой доктор Бауэрштейн?
– Он отдыхает в деревне после тяжелого нервного
расстройства. Лондонский специалист, по-моему, один из величайших экспертов по
ядам, очень умный человек.
– И большой друг Мэри, – вставила неугомонная
Цинтия.
Джон Кавендиш нахмурился и тотчас сменил тему разговора:
– Давайте пройдемся, Гастингс! Это отвратительная
история! У Эви всегда был острый язык, но во всей Англии не найти более
преданного друга, чем она.
Он направился по тропинке через посадки, и мы пошли в
деревню через лес, служивший границей имения.
Уже на обратном пути, когда мы проходили мимо одной из
калиток, из нее вышла хорошенькая молодая женщина цыганского типа. Она
улыбнулась нам и поклонилась.
– Какая красивая девушка, – заметил я с
удовольствием.
Лицо Джона посуровело.
– Это миссис Рэйкс.
– Та самая, о которой мисс Ховард…
– Та самая! – с излишней резкостью подтвердил он.
Я подумал о седовласой старой леди в большом доме и об этом оживленном
плутовском личике, которое только что нам улыбнулось, и вдруг ощутил холодок
неясного дурного предчувствия. Но постарался не думать об этом.
– Стайлз в самом деле замечательное старинное
поместье, – произнес я.
Джон довольно мрачно кивнул:
– Да, это прекрасное имение когда-нибудь будет моим…
Оно уже было бы моим, если бы отец сделал соответствующее завещание. И тогда я
не был бы так чертовски стеснен в средствах.
– Вы стеснены в средствах? – удивился я.
– Дорогой Гастингс, вам я могу сказать, что мое
положение буквально сводит меня с ума!
– А ваш брат не может вам помочь?
– Лоуренс? Он истратил все, что имел, до последнего
пенса, издавая свои никчемные стихи в роскошных обложках. Нет! Все мы сидим без
денег, вся наша компания. Надо сказать, наша мать всегда была очень добра к
нам. Я хотел сказать – была добра до сих пор… Но после своего замужества,
разумеется… – Джон нахмурился и замолчал.
Впервые я почувствовал, что с уходом Эвлин Ховард обстановка
в доме необъяснимо изменилась. Ее присутствие внушало уверенность. Теперь,
когда эта уверенность исчезла, все, казалось, наполнилось подозрением.
Почему-то перед моим мысленным взором возникло неприятное лицо доктора
Бауэрштейна. Меня переполнили неясные подозрения. Я засомневался во всех, и на
какой-то момент у меня появилось предчувствие неотвратимо надвигающегося
несчастья.
Глава 2
16 и 17 июля
Я прибыл в Стайлз 5 июля. А сейчас приступаю к описанию
событий, произошедших 16-го и 17-го числа этого месяца. И для удобства читателя
перечислю как можно подробнее события этих дней. Их последовательность была
установлена на судебном процессе в результате долгого и утомительного
перекрестного допроса.
Спустя несколько дней после отъезда Эвлин Ховард я получил
от нее письмо, в котором она сообщала, что работает в большом госпитале в
Миддлингхэме, промышленном городе, находящемся милях в пятнадцати от нас. Эвлин
просила написать ей, если миссис Инглторп проявит желание примириться.
Единственной ложкой дегтя в бочке меда моих мирных дней в
Стайлз-Корт было странное и, я бы даже сказал, необъяснимое предпочтение,
которое миссис Кавендиш отдавала обществу доктора Бауэрштейна. Не могу понять,
что Мэри нашла в этом человеке, но она постоянно приглашала его в дом и часто
отправлялась с ним на дальние прогулки. Должен признаться, я не в состоянии был
увидеть, в чем заключалась его привлекательность.
16 июля был понедельник. День выдался суматошный. Днем в
субботу прошел благотворительный базар, а вечером того же дня состоялось
связанное с этим событием увеселительное мероприятие, на котором миссис
Инглторп декламировала военные стихи. Все мы с утра были заняты подготовкой и
украшением зала общественного здания деревни, где происходило это торжество.
Ленч у нас состоялся очень поздно, потом мы немного отдохнули в саду. Я обратил
внимание на то, что поведение Джона было каким-то необычным – он выглядел
возбужденным и обеспокоенным.
После чая миссис Инглторп пошла немного полежать перед своим
вечерним выступлением, а я пригласил Мэри Кавендиш на партию в теннис.
