— Ребята, вы голодные? — спрашивает доктор Мартинез, снимая кофту и откладывая в сторону сумку. — Есть хотите? Могу быстренько сделать вам бутерброды.
— Хотим, голодные! — оглушительно бурчит мой живот, а я даже забываю сказать «спасибо».
Клык принюхивается:
— Что это… так вкусно пахнет?
Мы с доктором Мартинез переглядываемся и смеемся:
— Это пирожки с яблоками… — хором отвечаем мы Клыку.
26
— Значит, и тебя можно купить, — задираю я Клыка. — Душу продал за пирожок с яблоками?
Убедившись, что доктор Мартинез отвернулась, Клык шутя дает мне по носу и снова от души кусает пирожок, смакуя ванильный вкус теста и привкус корицы в хорошо пропеченных яблоках.
Доктор Мартинез налила себе кофе, тоже отрезала пирога и села с нами за стол.
— Макс, я ужасно рада тебя снова видеть! — Она так ласково гладит меня по руке и говорит так искренне, что я от смущения краснею. — Вы знаете, что в последнее время в газетах много писали о летающих детях-мутантах?
Я киваю:
— Ага, мы все время забываем приводить в исполнение наш план сидеть тихо и не высовываться.
— А еще какой-нибудь план у вас есть? — спрашивает она обеспокоенно. — Что вы теперь делаете? Сколько вас всего? Вас ведь больше, чем двое?
Какого хрена она задает лишние вопросы? Все мои в плоть и в кровь въевшиеся инстинкты самосохранения резко приходят в действие. Чувствую, что лицо у меня резко напряглось и внутри что-то захлопнулось. Рядом со мной точно так же, даже не успев проглотить пирог, напружинился Клык.
Доктор Мартинез прекрасно понимает выражение наших лиц:
— Это я напрасно спросила. Не хотите, не отвечайте. Считайте, что я вам вопросов никаких не задавала. Я только… помочь вам хочу как-нибудь…
Доктор Мартинез ветеринар. Когда-то в своей клинике она лечила мои пулевые ранения. Тогда-то она сделала тот рентген, который обнаружил вшитый мне в предплечье чип.
— Я думаю, ты вполне можешь кое-что сделать… — нерешительно начинаю я. — Помнишь мой чип?
— У тебя в руке? — доктор Мартинез нахмурилась. — Он еще там сидит?
— Сидит. И я по-прежнему хочу от него избавиться.
Мне невооруженным глазом видно, как, допивая кофе и доедая пирог, она сосредоточенно размышляет:
— Знаешь, с тех пор, как ты улетела, я сотни раз возвращалась к твоему снимку. — Она улыбнулась. — Не потому что надеялась, что ты когда-нибудь вернешься. Просто он не давал мне покоя. Хотелось понять, что же это такое. И еще хотелось выяснить, возможно ли его вытащить, не повредив нервов и не лишив тебя руки.
— Ну… ты нашла какое-нибудь решение? — я прямо дрожу от нетерпения.
Она слегка ссутулилась:
— Не знаю. Я не уверена. Может быть, можно достать его микрохирургическим путем. Но…
— Сделай! Пожалуйста, сделай это!
Я чувствую, что Клык на меня пристально смотрит, но нарочно не свожу глаз с доктора Мартинез.
— Я не могу больше с этим чипом жить. Мне необходимо от него избавиться! — Я ненавижу свой умоляющий голос. — А на последствия мне плевать.
Ты совсем с ума сошла! Не понимаешь что ли, что рукой рисковать нельзя, — в панике вмешивается Голос.
До чего же меня раздражают его вечные непрошеные вторжения. А сегодня — особенно. Интересно, можно ли голову затопить ядом, чтобы он в нем захлебнулся.
Думаешь, одной рукой мир не спасти?
Доктор Мартинез явно колеблется. Осторожность в ней вот-вот возьмет верх. Ей тоже не хочется рисковать.
Внезапно Клык хватает мою левую руку и, засучив мне рукав, кладет ее на стол. Острая ракушка, которой я пыталась себя разрезать, чтобы выколупать чип, оставила красные уродливые рубцы. Кровь бросилась мне в лицо. Стараюсь вырваться, убрать руку, спрятать шрамы.
— Это ничего… Я только так… — смущенно лопочу я, глядя на перепуганные глаза Эллиной мамы.
— Она пыталась сама его вырезать, — коротко отрезает Клык. — Чуть от потери крови не померла. Достаньте чип. А то она, того и гляди, еще что-нибудь в этом духе выкинет. Выкрутасам ее и так конца-краю не видно. Но хоть не это, — закончил он свое прошение в своей обычной реалистической манере.
Я сурово на него набычилась. Очень надо было все это доктору Мартинез выкладывать. Наконец решаюсь посмотреть на нее — пусть только попробует меня пожалеть! Клянусь, я их обоих головами столкну, если…
— Ладно, я постараюсь.
27
— Где Ангел? — Шепот Газзи почти неотличим от легкого дуновения ветра.
— Не знаю, — выдыхает в ответ Надж.
Грузовик останавливается. Задняя дверь открылась, и ехавшие вместе с ними в кузове флайбои выскочили наружу. Тяжелая дверь снова сразу захлопывается, и ее грохот еще долго звенит у Надж в ушах.
Оказывается, уже день…
Спустя некоторое время дверь опять приоткрывается. Один из флайбоев бросает на пол несколько кусков черствого хлеба и пару полусгнивших яблок. И снова чернота. Только снаружи доносится зловещий хохот.
Как бы темно здесь ни было, и Надж, и Газзи в темноте хорошо видят. Извиваясь, они подползают к хлебу. У Надж от голода свело живот и к горлу подступила противная тошнота. Даже со связанными за спиной руками они ухитрились проглотить весь хлеб до последней крошки, а от яблок остались только самые гнилые куски.
— Дай мне только отсюда выбраться — я каждого из этих роботов так искусаю… — хорохорится Тотал. Лапы его накрепко связаны липкой лентой.
— Нам отсюда никогда не выбраться, — говорит Игги. — От роботов этих вырваться невозможно.
Надж не помнила, чтобы Игги когда-нибудь так отчаивался. Он один из старших, наравне с Макс и Клыком. Он отличный боец, сильный и ловкий. Она даже забывает, что он слепой. Слышать сейчас, что он потерял надежду, совершенно нестерпимо. Будто сердце ей сжали холодной беспощадной рукой.
В сотый раз Надж представляет, как двери открываются и им победоносно улыбаются Макс и Клык.
— А я говорю, выберемся.
Игги понуро молчит.
— И надо найти Ангела, — шепчет Газман. — Нельзя же позволить им делать с ней… то, что они делали в прошлый раз.
В прошлый раз, когда они вырвали Ангела из Школы, их младшенькая несколько недель была не в себе, изможденная, дерганая. Она и до сих пор какая-то не такая. Безрадостнее, печальней, тише.
— Нам нужен план, — тихо настаивает на своем Надж. — Макс и Клык обязательно бы придумали план. Давайте думать.
— Думай, не думай, ничего не выйдет. А про план лучше Санта-Клауса спросить. Или Микки-Мауса, — горько язвит Игги.
