— Голос, наверно, мне на какой-то определенной частоте транслирует, а мы из зоны досягаемости вышли.
Клык молча пожимает плечами.
— Может… Кто знает? А насчет ирейзеров тоже точно сказать трудно. Я и не припомню, чтоб они так надолго пропадали.
Едва подумав об ирейзерах, немедленно сканирую небо. Микрочип, имплантированный в мое предплечье, никуда не делся. Как сидел во мне, так и сидит. Я уверена, это он подает сигналы и наводит на нас погоню. Иначе откуда бы ирейзерам взяться — в любое время дня и ночи, где бы мы ни были и что бы ни делали? Обычно они как снег на голову валятся. Но почему-то вот уже четыре дня ни одного ирейзера мы не видели. Их как корова языком слизнула. Такое затишье только перед бурей бывает. Только я про бурю подумала, как Клык меня как будто озвучивает:
— Знаешь, что мне это напоминает, — задумчиво говорит он, — все звери как-то всегда чувствуют, когда ураган приближается, знают, когда им прятаться. И вокруг вдруг ни птицы, ни звука, ни шороха. А черная воронка по небу прямо на тебя несется.
Я нахмурилась:
— Думаешь, катастрофа вот-вот разразится и ирейзеры от нее попрятались?
— Думаю…
Облокотившись спиной на ствол, снова смотрю в небо. До города больше десяти миль, но даже отсюда огни Далласа затмевают небо. Нет у меня ответов ни на какие мои вопросы. И мне вдруг кажется, что я вообще ничего не знаю, ничего на свете не понимаю и что все в моей жизни зыбко и нереально. Единственная хорошо мне знакомая реальность, единственная почва под ногами — это моя стая, пятеро моих крылатых собратьев. Только в них я уверена. Только на них могу положиться и только им могу верить.
— Иди спать, — говорит Клык. — Я пока посторожу. Я все равно хочу блог проверить.
Глаза у меня сами закрываются, и последнее, что я вижу, это как он достает из рюкзака лэптоп.
4
— Что, поклонники каждое твое слово обмусоливают? — сонно спрашивает Макс спустя какое-то время.
Клык отрывается от блога. Он понятия не имеет, сколько прошло времени. Горизонт уже слегка розовеет, но от этого намека на рассвет мир вокруг кажется только чернее. Однако Клык и в темноте отчетливо видит каждую веснушку на усталом лице Макс.
— Еще бы, конечно обмусоливают.
Макс проснулась — и он быстренько захлопнул лэптоп. Макс потрясла головой, как будто пытаясь стряхнуть с себя сон, но тут же опять опустилась на ветку. И снова закрыла глаза. Он знает, она уже почти проснулась — чувствует, как напрягаются ее мышцы и как подобралось все ее тело, готовясь во всеоружии встретить новый день.
Ей вообще трудно расслабиться. Оно и понятно. Груз, который судьба на нее взвалила, тяжел даже для ее генетически усовершенствованных плеч. Но она молоток — справляется.
А совершенство? Да разве оно есть на свете, совершенство-то?
Клык снова открывает компьютер.
Блог его привлекает все больше и больше внимания. Похоже, молва о нем ширится и растет. За последние три дня число посещений выросло с двадцати больше чем до тысячи. Тысяча людей прочитала им написанное. А завтра, может, прочтет новая тысяча.
Благодарю тебя, Господи, за автоматическую проверку орфографии.
Одного движения пальца достаточно — и экран ожил бегущими по нему словами. Но послание, заполнившее теперь экран, было на редкость странным. Ни отправителя проследить, ни ответную реплику на него послать не получается. Даже просто стереть не выходит. Что с ним ни делай, оно через секунду выскакивает снова и снова. Точно такое же послание пришло и вчера. Клык перечитал его. Откуда же оно взялось? И что оно вообще значит?
Светает, и с каждой минутой становится все светлее. Посмотрел вокруг на спящую на ближних деревьях стаю.
Игги висит на двух ветках сразу — крылья полураскрыты, нога покачивается, а губы сонно причмокивают.
Надж и Ангел прижались друг к другу, свернувшись клубочком в расщелине огромного дуба. Тотал примостился у Ангела в коленях, и она даже во сне придерживает его одной рукой. Можно не беспокоиться — с такой грелкой не замерзнет.
Газмана вообще едва видно — нашел себе дупло, выжженное сто лет назад молнией. Там и заснул. Ему сейчас даже его восьми лет не дашь, таким он кажется маленьким, чумазым и чуть живым от усталости.
Ну и, наконец, Макс. Она-таки снова задремала, но и во сне брови ее упрямо сведены, а пальцы сами собой сжались в кулаки.
Клык опять переводит взгляд на экран. Там все так же отчетливо светится уже хорошо знакомое ему послание:
«Один из вас предатель. В стае завелся изменник».
5
В Далласе мы никогда прежде не бывали. И на следующий день стая решила отправиться посмотреть мемориал Кеннеди. Они, видишь ли, разработали программу «Достопримечательности Техаса». Оказалось, что мое любимое хитроумное предложение сидеть и не высовываться шло вразрез с их познавательными целями и задачами. И посему большинством голосов было отклонено.
И вот теперь мы бродим вокруг мемориала. Должна сказать тебе, дорогой читатель, что мне бы не помешала пара табличек — пусть хоть что-нибудь объяснят таким невеждам, как я.
Тотал подозрительно обозревает обступившие нас четыре бетонные стены:
— Эта громадина сейчас обрушится нам на головы.
— Здесь про Кеннеди ничего не написано, — разочарованно тянет Газман.
— Надо было заранее прочитать. Например, в Википедии. — Игги старше и берет на себя воспитательные функции.
— Кеннеди был американский президент. — Надж ведет смуглой рукой по белой стене. — По-моему, считается, что он был хороший. Но его убили.
— А я считаю, что там двое стреляли, — Тотал понюхал траву и брякнулся на газон на спину, задрав лапы кверху.
— Давайте уже пойдем, наконец, отсюда, — прошу я. — А то сейчас школьников нагонят на экскурсию — к выходу будет не протолкнуться.
— Пошли, — соглашается Игги. — Только теперь куда? Надо где-нибудь хорошенько развлечься.
Развлечений им, понимаешь, мало! Как будто удирать от ирейзеров и психованных белохалатников — недостаточное развлечение. Как же все-таки нынешние дети испорчены!
— Здесь музей женщин-ковбоев есть, — говорит Надж.
Ума не приложу, откуда она только всего понахваталась, и про Кеннеди, и про женщин-ковбоев!
Клык открывает лэптоп и рассматривает карту достопримечательностей Далласа.
— Предлагается Музей изобразительных искусств… — в голосе его не слышно большого энтузиазма. — И аквариум.
Ангел терпеливо сидит на земле и гладит своего некогда плюшевого медвежонка Селесту. Может, если его хорошенько выстирать, он еще придет в относительно приемлемое состояние?
