— Пусть лучше она думает, что я умерла... — проговорила Лилия-Мария, вытирая слезы.
Позабыв о Грамотее, Родольф внимательно слушал Сычиху, рассказ которой заинтересовал его.
Тем временем разбойник, не ощущая на себе властного взгляда Родольфа, приободрился; он не мог поверить, чтобы этот молодой человек, стройный, среднего роста, мог противостоять ему; уверенный в своей незаурядной силе, он приблизился к защитнику Певуньи и властно сказал Сычихе:
— Довольно, прикуси язык... Я хочу испортить вывеску этому грубияну, этому красавчику, чтобы хорошенькая беляночка нашла меня пригожее его.
Родольф мигом перепрыгнул через стол.
— Осторожно, не перебейте моих тарелок! — крикнула Людоедка.
Грамотей встал в оборонительную позицию: руки вытянуты вперед, торс откинут назад, нижняя часть туловища неподвижна, вся тяжесть тела перенесена на одну из огромных ног, подобных каменным тумбам.
В ту минуту, когда Родольф собирался напасть на него, кто-то с силой распахнул дверь кабака, и угольщик, о котором мы уже говорили, детина чуть ли не шести футов ростом, вбежал в залу, резко отстранил Грамотея, подошел к Родольфу и сказал ему на ухо по-английски:
— Сударь, Том и Сара... Они в конце улицы.
При этих таинственных словах Родольф сделал гневный, нетерпеливый жест, бросил луидор на стойку Людоедки и побежал к двери.
Грамотей попытался преградить путь Родольфу, но тот, обернувшись, нанес ему по голове два удара такой силы, что оглушенный злодей зашатался и тяжело рухнул на соседний стол.
— Да здравствует хартия! Узнаю «мои» удары в конце взбучки, — вскричал Поножовщик. — Еще несколько этаких ударов, и я сам буду наносить такие же...
Почти мгновенно придя в себя, Грамотей бросился за Родольфом, но тот исчез вместе с угольщиком в темном лабиринте улочек Сите, и разбойнику не удалось их нагнать.
В ту минуту, когда Грамотей в ярости возвращался обратно, два человека торопливо подошли к кабаку со стороны, противоположной той, где исчез Родольф, и вбежали в него, запыхавшись, точно спешно проделали длинный путь.
Прежде всего они внимательно оглядели залу.
— Какое несчастье! — сказал один из них, — он опять ускользнул от нас!
— Терпение!.. В сутках двадцать четыре часа, а перед нами еще долгие годы жизни, — ответил его спутник.
Оба новоприбывших говорили по-английски.
Глава VI.
ТОМ И САРА
Эти новые посетители принадлежали к классу, несравненно более высокому чем завсегдатаи таверны.
У одного из них, высокого, стройного человека, были почти совсем седые волосы, черные брови и бакенбарды, костистое загорелое лицо, вид строгий, суровый. На его круглой шляпе бросалась в глаза траурная лента; черный длинный редингот был застегнут, как у военных, до самого верха, а серые облегающие панталоны заправлены в сапожки, некогда прозванные a’la Суворов. Его спутник, тоже носивший траур, был мал ростом, красив, бледен. Его длинные черные волосы, темные глаза и брови подчеркивали матовую бледность лица; по — походке, сложению, изяществу черт лица легко было догадаться, что это женщина, переодетая мужчиной.
— Том, мне хочется пить, вели принести чего-нибудь и расспроси этих людей о нем, — сказала Сара все так же по-английски.
— Хорошо, Сара, — ответил мужчина с седыми волосами и черными бровями.
В то время как Сара вытирала потный лоб, он сел за один из столиков и сказал Людоедке на прекрасном, почти без акцента французском языке:
— Пожалуйста, сударыня, велите подать нам вина.
Появление в кабаке этой пары привлекло всеобщее внимание; их одежда и манеры свидетельствовали о том, что они когда не посещали подобных низкопробных заведений; а по их беспокойным озабоченным лицам можно было догадаться, что лишь важные причины могли привести их в этот квартал.
Поножовщик, Грамотей и Сычиха рассматривали вошедших с жадным любопытством.
Певунья, испуганная встречей с одноглазой, опасаясь угроз Грамотея, который хотел увести ее с собой, воспользовалась рассеянностью этих двух негодяев и, проскользнув в приоткрытую дверь кабака, вышла на улицу.
Поножовщику и Грамотею было явно не до того, чтобы еще раз померяться силами.
Удивленная появлением столь необычных посетителей, Людоедка разделяла всеобщий интерес. Том нетерпеливо повторил свою просьбу:
— Мы просили принести нам вина, сударыня; будьте так любезны выполнить наш заказ.
Мамаша Наседка, польщенная столь вежливым обращением, вышла из-за стойки и, грациозно облокотись на столик Тома, спросила:
— Что вы желаете, литр вина или запечатанную бутылку?
— Подайте нам бутылку вина, стаканы и воды. Людоедка принесла все, что требовалось. Том бросил на стол монету в сто су и, отказавшись от сдачи, сказал:
— Оставьте мелочь себе, хозяюшка, и разрешите пригласить вас выпить с нами стакан вина.
— Вы очень любезны, сударь, — проговорила мамаша Наседка, смотря на Тома взглядом, в котором было больше удивление, чем признательности.
— Мы назначили свидание в кабачке на этой улице одному нашему приятелю; не знаю, мы, вероятно, ошиблись?
— Вы находитесь в «Белом кролике», где мы всегда рады вам услужить.
— Понимаю, — сказал Том, многозначительно взглянув на Сару. — Да, именно здесь он должен был ждать нас.
— Видите ли, на этой улице есть только один «Белый кролик», — с гордостью проговорила Людоедка. — Но каков из себя ваш приятель?
— Высокий, тонкий, волосы и усы светло-каштановые, — сказал Том.
— Погодите, погодите, да это же мой недавний посетитель. Огромного роста угольщик пришел за ним, и они вместе ушли отсюда.
— Как раз их-то мы и разыскиваем, — сказал Том.
— Они были здесь вдвоем? — спросила Сара.
— Нет, угольщик зашел лишь на минутку; а ваш приятель ужинал с Певуньей и Поножовщиком. — И Людоедка указала взглядом на того из сотрапезников Родольфа, который оставался в кабаке.
Том и Сара повернулись лицом к Поножовщику. Внимательно осмотрев его, Сара спросила по-английски у своего спутника:
— Знаешь этого человека?
— Нет. Что до Родольфа, Чарльз потерял его из виду среди этих темных улочек. Видя, что Мэрф, наряженный угольщиком, расхаживает возле этого кабака и беспрестанно заглядывает в его окна, он кое-что заподозрил и пришел предупредить нас... Но, очевидно, Мэрф узнал Чарльза.
Во время этого разговора, который велся тихим голосом, на иностранном языке, Грамотей, глядя на Тома и Сару, обратился к Сычихе:
— Этот долговязый выложил сто су Людоедке. Скоро полночь; на улице дождь, ветер; когда они выйдут, мы последуем за ними; я оглушу долговязого и отберу у него деньги. Он с женщиной и не посмеет кричать.
