— Сосед, не забудьте предупредить мамашу Пипле, что скоро доставят вещи и надо отнести их в вашу комнату, — сказала Хохотушка.
— Вы правы, соседушка, сейчас мы заглянем на минутку к привратнице.
Господин Пипле с его извечной шляпой-трубой на голове, в своем зеленом сюртуке важно восседал, как всегда, перед столом, заваленным обрезками кожи и всевозможной рваной обувью; сейчас он старался починить сапог и занимался этим делом с обычной серьезностью. Анастази в каморке не было.
— Привет, господин Пипле! — сказала Хохотушка. — У нас для вас новости. Спасибо моему соседу, Морели теперь спасены... Подумать только, несчастных хотели отправить в тюрьму! Ох уж эти судебные приставы, у них нет сердца!
— И нет совести, — добавил Пипле, размахивая рваным сапогом, в который он вставил для починки свою левую руку. — Я не боюсь это сказать и готов повторить перед богом и людьми, это бессовестные твари! Они воспользовались темнотой на лестнице и осмелились поднять руку даже на мою супругу, непрестанно хватая ее за талию. Когда я услышал ее крики оскорбленной невинности, я не смог удержаться и поддался праведному гневу. Не стану скрывать, сначала я хотел сдержаться и только краснел от стыда, думая об отвратительных приставаниях к моей Анастази. Она ведь чуть не сошла с ума, потому что в отчаянии швырнула нашу фаянсовую кастрюльку сверху вниз по лестнице! И в этот момент эти два нахала пробегали перед дверью нашей каморки...
— Надеюсь, вы бросились их преследовать? — проговорила Хохотушка, с трудом сохраняя серьезный тон.
— Я так и думал сделать, — ответил Пипле с глубоким вздохом. — Но когда я представил, что мне придется встретить их нахальные взгляды и, может быть, услышать неприятные слова, меня это возмутило, вывело из себя. Я не такой уж злой человек, не хуже других, но, когда эти бесстыдники пробегали мимо нашей двери, кровь вскипела во мне и я не удержался: я закрыл рукою глаза, чтобы не видеть этих похотливых злодеев!!! Но меня ничто не удивило, со мной должно было приключиться сегодня какое-то несчастье, потому что мне приснился этот негодяй Кабрион!
Хохотушка улыбнулась, и вздохи Пипле смешались со стуком его молотка по подметке старого сапога...
Судя по всему, Альфред не понимал, что Анастази принадлежала к тому типу старых кокеток, которые все время рассказывают о бесконечно опасных покушениях на их честь, пытаясь раздуть огонь ревности в своих мужьях или любовниках.
— Не спорьте, сосед, — тихонько сказала Хохотушка Родольфу. — Пусть бедняга думает, что они приставали к его жене. Ему это, наверное, даже льстит.
Родольф и не собирался лишать Пипле его иллюзий.
— Вы разумно избрали участь мудрецов, дорогой господин Пипле, — сказал он. — Вы презрели недостойных! К тому же добродетель мадам Пипле поистине неприступна.
— Ее добродетель, сударь, ее добродетель! — Альфред снова начал размахивать надетым на руку сапогом. — Да я голову за нее сложу на эшафоте! Слава великого Наполеона и добродетель Анастази... за них я могу ответить своей собственной честью.
— И вы правы, господин Пипле. Но забудем на минуту этот прискорбный случай. Я прошу вас оказать мне одну услугу.
— Люди созданы, чтобы помогать друг другу, — наставительно и меланхолично ответил Пипле. – Тем более если речь идет о таком достойном жильце, как вы, сударь.
— Надо будет отнести ко мне разные вещи, которые вскоре доставят. Они для Морелей.
— Не беспокойтесь, сударь, я за всем прослежу.
— И еще, — печально добавил Родольф, — надо позвать священника, чтобы он побыл возле маленькой девочки, которая умерла этой ночью, оповестить о ее смерти и сразу заказать гроб и достойные похороны. Вот вам деньги... не скупитесь... Благодетель Морелей, — а я всего лишь исполнитель его воли, — пожелал, чтобы все было как можно лучше.
— Доверьтесь мне, сударь. Анастази пошла купить нам кое-что к обеду. Как только она вернется, Я оставлю ее здесь и займусь вашими поручениями.
В этот момент какой-то господин, настолько «упрятанный» в свое пальто, как говорят испанцы, что видны были только глаза, и стараясь держаться в тени подальше от двери, осведомился у Пипле, можно ли ему подняться к госпоже Бюрет, торговке комиссионными вещами?
— Вы прибыли из Сен-Дени? — спросил Пипле с заговорщическим видом.
— Да, в час с четвертью.
— Хорошо, можете войти.
Человек в пальто с капюшоном быстро поднялся по лестнице.
— Что все это значит? — спросил Родольф у Пипле.
— Там что-то затевается, у этой мамаши Бюрет... Все время приходят, уходят. Утром она мне сказала: «Всех, кто придет ко мне, спрашивайте: «Вы из Сен-Дени?» — и, если ответят: «Да, в час с четвертью», — пропускайте ко мне. Но только этих людей!»
— Похоже, настоящий пароль, — сказал Родольф, не скрывая тревожного любопытства. — Вот именно, сударь. Поэтому я и сказал себе: у мамаши Бюрет наверняка что-то затевается! Не говорю уже о том, что Хромуля, маленький хромой паршивец, он прислуживает Сезару Брадаманти, вернулся сегодня в два часа ночи с какой-то кривой старухой, которую зовут Сычиха. Они сидели до четырех утра у мамаши Бюрет, и все это время у дверей ее ждал фиакр. Откуда взялась эта кривая старуха? Что она здесь делала в такой поздний час? Такие вопросы задавал я себе и не мог на них ответить, — удрученно закончил Пипле.
— Эта кривая старуха, которую звали Сычихой, уехала на фиакре в четыре утра? — спросил Родольф.
— Да, сударь. И она наверняка вернется, потому что мамаша Бюрет сказала, что пароль для кривой старухи необязателен.
Родольф подумал, и не без оснований, что Сычиха замышляет какое-то новое злодеяние, но, увы, ему и я голову не приходило, как близко коснется его эта новая интрига.
— Значит, договорились, дорогой Пипле. Не забудьте сделать все для Морелей и попросите вашу супругу отнести им хороший обед из лучшей соседней харчевни.
— Будьте спокойны, — сказал Пипле. — Как. только моя супруга вернется, я побегу в мэрию, в церковь и к харчевнику... В церковь — для мертвых и в харчевню — для живых, — философски добавил Пипле, поэтически украшая эту сентенцию. — Будьте спокойны, считайте, что все уже сделано.
У выхода Родольф и Хохотушка буквально столкнулись в Анастази, которая возвращалась с рынка с тяжелой корзиной всякой провизии.
— Счастливо вам, сосед и соседка! — воскликнула г-жа Пипле, глядя на них коварно и многозначительно. — Вы уже ходите под ручку... Дай бог, дай бог... Горячо, горячо! Молодость есть молодость... Хорошей девке — хороший парень! Да здравствует любовь! И дай вам боже...
Старуха исчезла в глубине аллеи, ведущей к дому, но голос ее доносился:
— Альфред, не печалься, мой старенький!.. Вот идет твоя Стази, несет тебе вкусненького, мой старый лакомка!
Родольф предложил Хохотушке руку, и они вышли из дома к бульвару Тампль.
