Глава IV.
БЮДЖЕТ ХОХОТУШКИ
Ночью шел снег, а потом задул очень холодный ветер; обычно слякотная мостовая стала почти сухой. Хохотушка и Родольф направились к огромному и единственному в своем роде базару, который называли «Тампль». Девушка опиралась на руку своего кавалера и откровенна льнула к нему, как будто их давно уже связывала интимная интрига.
— Ну какая она смешная, эта мамаша Пипле! — заметила гризетка.
— Ей-богу, соседушка, по-моему, она права — ответил Родольф.
— А в чем она права, сосед?
— Она сказала: «Да здравствует боже!»
— Ну так что?
— Вот и я так же думаю...
— Не понимаю...
— Я бы тоже хотел воскликнуть: «Да здравствует любовь», но... с вами, и пошел бы... куда вы меня поведете.
— Верю вам, вы не очень упрямы.
— Что же в том плохого? Ведь мы соседи!
— Если бы не были соседями, я бы не вышла с вами вот так, под ручку.
— Значит, я могу надеяться?
— На что надеяться?
— Что вы меня полюбите.
— Я вас уже люблю.
— В самом деле?
— Это ведь очень просто: вы добрый и веселый. Хоть и сами бедны, вы делаете все, что можете, для несчастных Морелей, взывая к богачам, чтобы они сжалились над бедняками; у вас хорошее лицо и вежливое обхождение, а мне это приятно и льстит мне: кто подает мне руку, тот получает мою. Я думаю, достаточно причин полюбить вас.
Хохотушка весело рассмеялась и вдруг воскликнула:
— Посмотрите на эту толстушку, вот ту, в ее сапожках на меху! Похоже, она тащит на ногах двух кошек без хвоста!
И она снова расхохоталась.
— Я предпочитаю смотреть на вас, милая соседка. Я так счастлив, что вы меня уже полюбили.
— Я вам говорю это, потому что так оно и есть. Если бы вы мне не нравились, я бы вам тоже это сказала. Я никогда никого не обманывала и не была кокеткой-притворяхой. Когда кто-то мне нравится, я это сразу говорю...
Внезапно остановившись перед лавкой старых вещей, гризетка воскликнула:
— Ох, посмотрите на эти грубые часы с маятником и на эти две прекрасные вазы! Я уже отложила три ливра и десять су — они у меня в копилке. Лет через пять-шесть я смогу купить себе такие же.
— Значит, вы даже откладываете? А сколько же вы зарабатываете, соседушка?
— Самое малое тридцать су в день, а иногда и сорок. Но я рассчитываю только на тридцать, так будет осторожнее, и трачу не больше, — ответила Хохотушка с такой серьезностью, словно речь шла, о равновесии государственного бюджета.
— Но как же вы можете жить на тридцать су в день?
— Рассчитать не долго... Хотите, я расскажу вам, сосед? Похоже, вы мот по натуре, так это вам будет примером.
— Да что вы, соседушка!
— Мои тридцать су в день — это значит сорок пять франков в месяц, не так ли?
— Правильно.
— Из них двенадцать франков уходит за комнату и двадцать три на еду.
— На еду... двадцать три франка?
— О господи, ну примерно столько! Признайтесь, что для такой крохотули, как я, и это слишком много. Кстати, я себе ни в чем не отказываю.
— Маленькая лакомка!
— И включите сюда моих чижиков.
— Да, понятно, если вас трое, то это уже и так разорительно. Но расскажите подробнее... чтобы я мог поучиться.
— Так слушайте: фунт хлеба — это четыре су, на два су молока, на четыре су зимних овощей, а летом — фрукты и салат; обожаю салат, его легко приготовить и он не пачкает руки; значит, это шесть су; на три су масла сливочного или оливкового и еще немного уксуса для приправы — итого тринадцать! И еще – ведро чистой воды — это роскошь, которую я себе позволяю, с вашего разрешения, значит, уже пятнадцать су... Прибавьте к этому два-три су в неделю на конопляное семя и птичью смесь для моих чижей, чтобы их порадовать, а обычно они клюют хлебный мякиш, размоченный в молоке, — и все на двадцать су, двадцать три франка в месяц, ни больше, ни меньше.
— И вы совсем не едите мяса?
— Мяса? Да ведь оно же стоит десять — двенадцать су за фунт! Я о нем и не думаю. А потом, когда оно варится, от него такой запах, вся комната пропахнет... А вот молоко, овощи, фрукты можно приготовить быстро. Знаете, что я больше всего люблю? Это так просто, я так вкусно это готовлю!
— Что же это за блюдо?
— Я кладу желтенькие чистенькие картошечки на противень — и в печку, а когда они испекутся, я их растолку, добавлю немного масла, чуть-чуть молока и щепотку соли, и... это пища богов! Если будете вести себя хорошо, я вас угощу.
— Если вы все приготовите вашими прелестными ручками, это, наверное, будет восхитительно. Но постойте, соседушка, давайте посчитаем... У нас уже вышло двадцать три франка на еду и двенадцать франков за комнату, итого тридцать пять франков в месяц...
— Чтобы дойти до сорока пяти или пятидесяти франков, которые я зарабатываю, мне остается потратить еще десять — пятнадцать франков на дрова и на масло для лампы зимой, и еще на одежду и на стирку, то есть на мыло, потому что, кроме простыней, я все стираю сама, — это тоже моя роскошь! Если бы я все отдавала прачке, я бы осталась голой! А я сама стираю, и глажу очень даже неплохо, и обхожусь! За пять зимних месяцев у меня уходит пять с половиной охапок дров и масла для лампы на четыре-пять су, значит, всего примерно восемьдесят франков в год на тепло и свет.
— Таким образом, у вас остается в лучшем случае сто франков, чтобы одеваться?
— Да, и прибавьте еще к этому сэкономленные три франка и десять су.
— Но ваши платья, ваши ботиночки, этот прелестный чепчик?
— Мои чепчики? Я их надеваю, только когда выхожу, и они меня не разорят, потому что я их шью сама. А дома — зачем мне чепчики с такой копной волос? А платья и ботиночки — разве нет рядом Тампля?
— Ах да, благословенный Тампль! Значит, вы там находите...
— Превосходные платья, и очень красивые. Представьте, знатные дамы завели обычай дарить свои старые платья горничным... Когда я говорю «старые», это значит, что они поносили их с месяц-другой, да и то разъезжали в каретах, а горничные тут же их продают в Тампле... почти даром. Вот, глядите, на мне платье превосходной шерсти цвета коринфского винограда. Мне оно обошлось всего в пятнадцать франков, а стоило не меньше шестидесяти, и оно почти не ношенное. Я его подогнала по себе и надеюсь, оно мне делает честь.
— Это вы ему делаете честь, соседушка!.. Однако со всеми чудесами вашего Тампля я начинаю понимать, как вы можете одеваться всего на сто франков в год.
— Трудно поверить, правда? Там продают чудные летние платьица всего за пять-шесть франков, полуботиночки, ну вот как у меня, почти новенькие, за два или три франка. Поглядите, они как на меня пошиты! — воскликнула Хохотушка, останавливаясь и показывая в самом деле отлично обутую ножку.
