Родольф прежде всего хотел избавить ее от печальной сцены ареста Луизы.
— Мой комиссар, если уж мой принц жильцов доведет вас, может, я спущусь к моему Альфреду? — спросила г-жа Пипле. — Он меня беспокоит. Ведь он только что оправился от этой встречи с Кабрионом.
— Идите, идите, — сказал комиссар, и они остались вдвоем с Родольфом.
Потом одновременно они поднялись на площадку пятого этажа и остановились перед дверью комнаты, где временно разместился Морель со своей семьей.
Внезапно дверь распахнулась.
Из нее быстро вышла Луиза, бледная и заплаканная.
— Прощайте, прощайте, отец! — воскликнула она. — Я вернусь, но сейчас мне нужно уйти.
— Луиза, девочка моя, послушай меня! — умолял Морель, следуя за нею и пытаясь ее удержать.
При виде Родольфа и комиссара полиции отец и дочь замерли.
— Ах, это вы, наш спаситель! — воскликнул гранильщик, узнав Родольфа. — Помогите мне удержать Луизу. Я не знаю, что с ней, но она меня пугает. Она хочет уйти. Но ведь правда, ей не нужно больше возвращаться к хозяину? Вы ведь сами сказали мне: «Луиза вас больше не покинет, это вам будет, наградой». О, благословенное обещание! Я, признаюсь, на миг позабыл даже о смерти маленькой Адели. Поэтому я не могу расстаться с тобой, Луиза! Никогда, никогда!
Сердце Родольфа сжалось, он не мог ответить ни слова.
Комиссар сурово спросил Луизу:
— Вас зовут Луиза Морель?
— Да, — ответила девушка в замешательстве. Родольф отпер комнату Хохотушки,
— А вы Жером Морель, ее отец? — продолжал полицейский, обращаясь к гранильщику.
— Да, но что...
— Войдите сюда вместе с вашей дочерью!
Комиссар показал на комнату Хохотушки, где уже находился Родольф:
Ободренные его присутствием, Морель и Луиза, удивленные и смущенные, вошли в комнату гризетки вслед за комиссаром. Тот закрыл дверь и, сдерживая волнение, обратился к гранильщику.
— Я знаю, что вы честны и у вас горе, поэтому с большим сожалением должен сказать вам, что именем закона я арестую вашу дочь.
— Все открылось!.. Я погибла! — воскликнула перепуганная Луиза и бросилась в объятия отца.
— Что ты говоришь?.. О чем ты говоришь? — бормотал пораженный Морель. — Ты сошла с ума... Погибла?.. Арестовать тебя?.. За что?.. Кто может тебя арестовать?
— Я, именем закона! — И полицейский комиссар показал ему свою перевязь.
— О, я несчастная, несчастная! — вскричала Луиза, падая на колени.
— Как это, именем закона? — бормотал ремесленник, чей разум, потрясенный ночной трагедией, начал мутиться от этого нового удара. — Зачем забирать мою дочь именем закона? Я отвечаю за Луизу, отвечаю... Это дочь моя, достойная дочь... не правда ли, Луиза? Как? Арестовать тебя, когда наш добрый ангел вернул тебя нам, чтобы утешить за смерть моей маленькой Адели? Да полно, все это неправда! И потом, господин комиссар, при всем уважении, арестуют только преступников, вы слышите? А Луиза, моя дочь, не преступница. Ну конечно, ты видишь, дитя мое, он ошибается... Мое имя Морель, другого Мореля нет, а тебя зовут Луиза, есть только одна Луиза, вот так. Видите ли, господин комиссар, это ошибка, наверняка ошибка!
— К сожалению, никакой ошибки нет!.. Луиза Морель, попрощайтесь с вашим отцом.
— Вы отнимаете у меня мою дочь? Вы не смеете! — воскликнул гранильщик, обезумев от горя, и двинулся на комиссара полиции с угрожающим видом.
Родольф схватил его за руку и сказал:
— Успокойтесь, не теряйте надежды. Дочь вернется к вам; ее невиновность будет доказана; я верю, что она не совершила никакого преступления.
— В чем ее обвиняют?.. Она ни в чем не виновата! Ручаюсь вам...
Но тут он вспомнил о золотых, которые Луиза принесла, чтобы оплатить долговую расписку.
— Значит, эти деньги? — воскликнул Морель, бросая на дочь уничтожающие взгляды. — Откуда взяла ты эти деньги сегодня утром?
Луиза поняла.
— Я их не украла! — воскликнула она, и вспыхнувший румянец негодования, искренность ее голоса и жеста успокоили отца.
— Я это знал! — крикнул он. — Вот видите, господин комиссар! А она за всю жизнь не солгала ни разу, клянусь вам. Спросите всех, кто ее знает, и они вам скажут то же самое. Лгать? Для этого она слишком горда, и к тому же долговое письмо оплатил наш благодетель... А это золото, ей оно не нужно; она собиралась вернуть его тому, кто его одолжил, запретив называть его имя... Правда, Луиза?
— Вашу дочь не обвиняют в воровстве, — сказал комиссар полиции.
— Но, господи, в чем же тогда ее обвиняют? Я ее отец и клянусь вам, она ни в чем не повинна, что бы ни говорили. А я за всю свою жизнь тоже ни разу не солгал.
— Зачем вам знать об этом обвинении? — вступился Родольф, тронутый его горем. — Невиновность Луизы будет доказана; особа, которая стремится помочь вам, сумеет защитить вашу дочь... Поэтому мужайтесь! Провидение и на этот раз не оставит вас. Обнимите вашу дочь, вы скоро с ней увидитесь...
— Господин комиссар! — вскричал Морель, не слушая Родольфа. — Вы отнимаете дочь у отца, даже не говоря, в чем ее обвиняют! Я хочу все знать!.. Луиза, может, ты сама скажешь?
— Ваша дочь обвиняется в детоубийстве, — сказал комиссар полиции.
— Я... я не понимаю...
И потрясенный Морель забормотал что-то неясное.
— Вашу дочь обвиняют в том, что она убила своего ребенка, — объяснил комиссар полиции, глубоко потрясенный этой сценой. — Но то, что она совершила это преступление, еще не доказано.
— О нет, нет, этого не было! — с силой воскликнула Луиза, поднимаясь с колен. — Клянусь вам, он был уже мертв! Он уже не дышал, он был совсем холодный... Я потеряла голову, и в этом все мое преступление... Но чтобы я своего ребенка... Нет, нет, никогда!
— Твоего ребенка, несчастная? — вскричал Морель, воздевая обе руки, словно он хотел уничтожить Луизу этим жестом и этим страшным возгласом.
— Пощади, отец, пощади меня! — воскликнула Луиза. Воцарилась тяжкая, жуткая тишина, а затем Морель заговорил еще более страшным голосом:
— Уведите ее, господин комиссар, уведите эту тварь... Она мне больше не дочь...
Гранильщик хотел выйти, но Луиза бросилась ему в ноги, обхватила обеими руками его колени и, откинув голову, закричала с отчаянием и мольбой:
— Отец мой! Выслушайте меня, только выслушайте!
— Господин комиссар, заберите ее, я вам ее оставляю, — повторял гранильщик, тщетно пытаясь освободиться от рук Луизы.
— Послушайте ее! — вмешался Родольф, останавливая его. — Не будьте хоть сейчас таким безжалостным.
— И это она! Господи боже мой, она! — повторял Морель, пряча лицо в ладонях. — Обесчещенная!.. Подлая!..
