Дети бросились к нему навстречу, он нежно их обнял.
— Как? Вы еще не улеглись, болтунишки?
— Нет, братец, мы ждали, когда вы пойдете к себе в комнату, чтобы пожелать вам доброй ночи, — ответила Амандина.
— А потом мы слышали, что внизу очень громко разговаривали... и вроде как ссорились, — прибавил Франсуа.
— Да, мы там свели кое-какие счеты с Николя... — сказал Марсиаль. — Но это пустяки... А вообще-то я доволен, что вы еще на ногах, я вам хочу сообщить хорошую новость.
— Нам, братец?
— Именно вам. Вы рады будете, если уйдете отсюда и вместе со мной поедете в другое место, далеко-далеко?
— О да, конечно, братец...
— Да, братец.
— Тем лучше! Дня через два или три мы все втроем уедем с острова.
— Как хорошо! — воскликнула Амандина, радостно захлопав в ладоши.
— А куда мы поедем? — спросил Франсуа.
— Потом узнаешь, ишь какой любопытный... да это и не важно куда именно мы поедем, главное, ты обучишься доброму ремеслу... и сразу же станешь зарабатывать себе на жизнь... Это уж как пить дать.
— И я больше не буду ходить с тобой на рыбную ловлю, братец?
— Нет, мой мальчик, я отдам тебя в учение к столяру или слесарю; ты ведь у нас ловкий и сильный; коли будешь стараться и усердно работать, уже через год сумеешь кое-что зарабатывать. Погоди, что это с тобой?.. Чего ты приуныл?
— Дело в том... братец... я...
— Ну, говори, выкладывай.
— Дело в том, что мне больше по душе не расставаться с тобой, ловить вместе с тобою рыбу... чинить твои сети, а не обучаться какому-то ремеслу.
— Ты так считаешь?
— Конечно! Сидеть весь день взаперти в мастерской, это до того уныло, а потом быть учеником так скучно...
Марсиаль молча пожал плечами.
— Стало быть, по-твоему, лучше лениться, бездельничать и шататься как бродяга? — сурово спросил он, помолчав. — А потом заделаться и вором...
— Нет, братец, но я бы хотел жить вместе с тобой где-нибудь в другом месте, но жить так, как мы живем здесь, вот и все...
— Ну да, вот именно: спать, есть, ходить для развлечения на рыбную ловлю, как богач какой-нибудь, не так ли?
— Да, это мне больше по вкусу...
— Может быть, но тебе придется полюбить другое занятие... Видишь ли, бедный ты мой Франсуа, сейчас самое время забрать тебя отсюда; а то ты и сам не заметишь, как станешь таким же прощелыгой, как все наши родичи... Мать, видно, права... Боюсь, что ты уже малость приохотился к пороку... Ну а ты что скажешь, Амандина, разве тебе не хочется научиться какому-нибудь ремеслу?
— Очень хочется, братец... Я бы охотно чему-нибудь обучилась, мне это гораздо больше по душе, чем оставаться тут. Я буду так рада уехать вместе с вами и с Франсуа!
— Но что у тебя на голове, девочка? — спросил Марсиаль, заметив пышный убор Амандины.
— Это фуляр, мне его дал Николя...
— И мне тоже он дал, — гордо похвастался Франсуа.
— А откуда взялся этот фуляр? Я бы очень удивился, если б узнал, что Николя купил эти вещицы вам в подарок.
Дети опустили головы и ничего не ответили. Мгновение спустя Франсуа, собравшись с духом, сказал:
— Николя нам дал их; а где он их взял, мы не знаем, правда, Амандина?
— Нет... нет... братец, — пролепетала Амандина, вспыхнув и не решаясь поднять-глаза.
— Не лгите, — сурово сказал Марсиаль.
— А мы и не лжем, — дерзко возразил Франсуа.
— Амандина, девочка моя... скажи правду, — мягко настаивал Марсиаль.
— Ну ладно! Если по правде сказать, — робко заговорила Амандина, — эти красивые вещицы лежали в сундуке с материей, его вечером привез Николя в своей лодке.
— Значит, он украл этот сундук?
— Я думаю, что да, братец... он утащил его с галиота.
— Вот видишь, Франсуа, значит, ты солгал! — сказал Марсиаль.
Мальчик понурился я ничего не ответил.
— Дай-ка мне твою косынку, Амандина; давай и ты свой шейный платок, Франсуа.
Девочка сняла косынку с головы, в последний раз полюбовалась пышным бантом, который при этом не развязался, и подала косынку Марсиалю, подавив горестный вздох.
Франсуа медленно достал из кармана шейный платок, и, как и сестра, протянул его старшему брату.
— Завтра утром, — сказал Марсиаль, — я верну и то и другое Николя; вам не нужно было брать эти лоскуты, ребята: коли пользуешься краденым — это все равно, что сам крадешь.
— А жаль все-таки, они так красивы – косынка и шейный платок, — пробормотал Франсуа.
— Когда обучишься ремеслу и станешь зарабатывать деньги своим трудом, ты купишь себе такие же красивые вещицы. Ну ладно, а теперь пора спать, малыши.
— Вы на нас не сердитесь, братец? — робко спросила Амандина.
— Нет, нет, девочка, ведь это не ваша вина... Вы живете среди прощелыг и, сами того не понимая, поступаете как они... Когда вы окажетесь среди честных людей, вы будете тоже поступать как честные люди; и вы скоро среди них окажетесь... черт меня побери!.. Ладно, доброй ночи!
— Доброй ночи, братец! Марсиаль обнял обоих детей. Они снова остались вдвоем.
— Что это с тобой, Франсуа? У тебя такой унылый вид! — сказала Амандина.
— Еще бы! Ведь брат отобрал у меня такой красивый шейный платок! А потом, ты разве не слышала?
— Ты о чем?
— Он хочет увезти нас куда-то и отдать там в обучение ремеслу...
— А тебе это не нравится?
— Нет, не нравится...
— Тебе больше по душе оставаться здесь, где тебя всякий день колотят?
— Да, меня колотят, но я, по крайней мере, не работаю, весь день я провожу в лодке: либо рыбу ловлю, либо просто играю или катаю клиентов по реке, а те иногда мне и на чай дают, как тот колченогий верзила; и это, знаешь, куда приятнее, чем с утра до вечера сидеть взаперти в какой-нибудь мастерской и работать как лошадь.
— Но разве ты не слыхал?.. Ведь братец сказал нам, что если мы тут еще долго останемся, то станем просто прощелыгами!
— Подумаешь! А мне это все равно... ведь дети в округе и так называют нас воришками или последышами казненного... А потом, все время работать — до того скучно...
— Но, братец, нас ведь здесь каждый день бьют!
— А бьют-то нас потому, что мы слушаемся Марсиаля, а не их...
— Он с нами такой добрый!
— Добрый-то он добрый, я с этим не спорю... и я ведь его люблю... При нем с нами не смеют дурно обращаться... он нас водит гулять... все это так... но и только... он ведь нам никогда ничего не дарит...
